Ядовитая связь - Ана К. Блэклейс

был тупым, но с хитрым ублюдком вроде Синатры все иначе. Он видит себя каким-то «артистом» ринга, и я знаю, что он подготовил немало козырей в рукаве.

Но я готов к ним.

Мой взгляд прикован к нему, острый, как лазер.

Когда звучит гонг, я занимаю стойку. Синатра делает то же самое. Он не атакует импульсивно, как Картагиньо. Я сосредоточен на нем до предела, мои чувства обострены, и я вижу, как быстро двигаются его глаза, пока он думает. Он ждет, чтобы я сделал первый шаг, выискивает малейшие признаки моих намерений. Все потому, что раньше я всегда первым шел в атаку. Мои удары были молниеносными, как укусы, и противник должен был обладать сверхчеловеческой скоростью, чтобы успеть их отразить.

Но он явно готов к такому сценарию.

Так что я не играю по старым правилам.

Я сканирую его тело. Металл может быть спрятан где угодно под его черной водолазкой и металлического оттенка брюками. Они облегают рельефы его мускулатуры, но кто сказал, что он не заменил еще что-то помимо пальцев, суставов и ушей? Эти штуки выглядят острыми, и вполне могут разрезать кожу.

Тварь, похоже, специально превратил себя в оружие.

Шум толпы становится оглушительным, давя на нас обоих. Теперь все сводится к тому, кто первым сломается. Наконец, Синатра делает шаг в сторону, начиная кружить вокруг меня, на его лице появляется змееподобная ухмылка. Сука явно считает, что у него есть план.

Я двигаюсь в ответ, следя за тем, чтобы сохранить выгодную позицию.

Но его первый удар летит из ниоткуда. Он не подходит близко и даже не принимает ту стремительную стойку, с которой обычно бросался в атаку. Я успеваю увернуться в последний момент и замечаю, как из его металлических пальцев выдвигаются острые, как ножи, когти. Скрытое оружие. Уверен, у него есть еще трюки в рукаве.

Он шипит от раздражения из-за промаха, а я шиплю в ответ, поднимая защиту.

— Ты же не думал, что попадешь с первого раза, правда? — бросаю я в своем хриплом, зверином тоне Спартанца, позволяя себе полностью войти в режим зверя.

Пока мы кружим друг вокруг друга, он решает сыграть ту же карту, что и Картагиньо.

— Так ты уже знаешь, что мы приготовили для твоей девочки.

— Картагиньо тоже об этом заговорил. Проблема в том, что после того, как он произнес имя Адалии, я отбил ему мозги так, что он теперь и слышать, и говорить не может.

Буквально. Повреждения его нервной системы оказались необратимыми, и Синатра это прекрасно знает. Я вижу это по ненависти, которая только острее проступает на его лице.

— Это ее не спасет, — рычит он. — Если он не сможет помочь нам, найдется другая шавка. — Его зубы, слишком длинные и подозрительно ровные, обнажаются в мерзкой ухмылке. — Хм, а может, и вправду взять настоящую собаку? Представь, какое шоу получится. Даже круче того, что ты устроил у ее клетки. Уверен, наши зрители заплатят хорошие бабки, чтобы это увидеть.

Сукина ты мразь.

Этот ублюдок специально выводит меня из себя, и, черт побери, у него это получается. Челюсти сжимаются так, будто под шипованной кожей у меня не кость, а камень, а перчатки натягиваются так туго, что кажется, мои костяшки вот-вот прорвут их.

Я кидаюсь на него, и каждый мой удар — это воплощение точности, результат лет тренировок и опыта. Мои кулаки обрушиваются на него, как лавина, и, несмотря на его элегантные и быстрые попытки уйти от атак или блокировать их, шипы на кастетах снова и снова цепляют его рубашку, превращая ее в лоскуты.

Он рычит, отступая ближе к своему углу. Я бросаюсь следом, но ведущий преграждает мне путь.

— Дайте тридцать секунд, — бросает он, его пиратская повязка закрывает глаз так близко, что я почти чувствую ее запах.

В отличие от легальных боев, в этих подпольных драках нет раундов. Все началось с боев между теми, кого считали ниже человеческого достоинства. Мы деремся, пока кто-то из нас не становится полностью недееспособным или не изуродован настолько, что больше не способен продолжать. Вернее, больше не способен развлекать толпу.

Синатра должен быть, блядь, благодарен за эти тридцать секунд передышки. Это редкость.

Я смотрю на его разодранную одежду. Он рычит от злости и бросается на меня.

Но в этом раздрании был смысл. Мне нужно было увидеть, сколько в нем металла.

Он летит на меня своими протезными кулаками, целя в печень, почки. Я отбиваю каждый удар, пока один все-таки не попадает мне в живот. Человеческий кулак встретился бы с моими мышцами, как с бетоном, но кулаки Синатры не человеческие. Я сгибаюсь, рыча сквозь зубы. Годы тренировок готовили меня к таким атакам, но это не мышцы и кости бьют меня, это, мать его, титан.

Выпрямляюсь, дыша рывками, а Синатра стоит напротив, держа свои металлические кулаки наготове, их холодный блеск словно издевается.

Я снова бросаюсь на него, но боль, отдающаяся по всему телу, дает ему преимущество. Он успевает нанести еще один удар, теперь по задней части шеи. Глухо рыча, я теряю равновесие и спотыкаюсь вперед. Он использует момент и вбивает кулак в затылок.

Я слышу хруст, а ноги едва держат. Зрение плывет. Кость не может конкурировать с титаном, и на долю секунды в голове мелькает мысль: «Это все?»

Но я не могу позволить себе проиграть. Жизнь Адалии на кону. Если меня не станет, эти ублюдки устроят с ней такую вакханалию, что моя кровь кипит только от одной мысли об этом. Они будут насиловать ее, пустят на нее своих собак, а потом, возможно, оставят ее в живых, чтобы наблюдать за ее агонией.

С низким рыком я разворачиваюсь обратно, твердо стоя на ногах, и вбиваю кулак с шипами прямо в лицо Синатре.

Толпа замирает.

В первые секунды он даже не понимает, что произошло. Шатаясь, он отступает и хватается за канаты, пытаясь удержаться на ногах.

Лоскуты кожи свисают с его щеки, будто на него только что напал дикий зверь. Я моргаю, пытаясь удержать фокус. В голове все еще звенит после его удара. Уши гудят. Я почти ничего не слышу. Может, толпа действительно затихла.

Оглядываюсь, пытаясь понять, что происходит, раз слух меня сейчас подводит. Щурюсь, вглядываясь в темноту, и вижу ошарашенные лица, а также тех, у кого рты разинулись в ожидании. Эти ублюдки кайфуют от насилия. Они купаются в этом гребаном возбуждении, как грязные свиньи в луже, и жаждут еще.

Рычу, стиснув зубы, ненавижу их.