Я верую - Я тоже нет - Жан-Мишель ди Фалько

Ди Фалько: В Европе сейчас началось христианское пробуждение. Единственный его плюс, на мой взгляд, – не в том, что оно будто бы вызвано реакцией на недавнее массовое появление мусульман на Западе, как твердят медиа, но скорее в противодействии своего рода параличу, или спячке, в которую погружены христианские народы. Я рад, что заново открыта христианская весть с ее безграничным богатством.

Бегбедер: Наше богатство прежде всего – в нашей свободе: в том, чтобы женщины, например, имели право носить мини-юбки, не закрывали лицо, могли работать, чтобы супружеская неверность не становилась поводом для побивания камнями, чтобы я всю жизнь был волен съесть бутерброд с ветчиной без каких-либо проблем (как многие беарнцы, я просто помешан на колбасах, ветчинах, окороках и т. п. гастрономических изделиях!)… Список можно продолжить, распространяя мою мысль на все религии.

Поскольку настоящее положение вещей в духовно-религиозном плане создает больше проблем, чем дает решений, значит, надо биться за атеизм и светские принципы, так как сегодня эти ценности находятся под угрозой. И потому я, со своей стороны, проповедую глобализацию светского характера общества, благодаря которой со временем может быть обретено решение религиозных конфликтов. Мальро в конце концов оказался прав. XXI век – век духовности, но если продолжать так же стремительно двигаться по этому пути, XXI век оборвется в самом начале.

Бегбедер: Ты всю жизнь общался с людьми, ты видел, как менялось общество, и, конечно, заметил, что после мая 1968 года неуклонно шел процесс либерализации нравов. Сексуальное освобождение 70-х было воспринято с таким энтузиазмом, что в результате, видимо, началась своего рода гонка за удовольствием – бешеная, как никогда. Как ты относишься к этой эволюции? Что это: благо или зло?

Ди Фалько: Вряд ли возможен такой манихейский ответ. Если ответить на твой вопрос твоими же словами, полагаю, что результаты сексуального освобождения 70-х годов скорее отрицательны. Пора уже серьезно задуматься о последствиях, которые может иметь для молодых людей то, что ты называешь либерализацией нравов, бешеной гонкой за удовольствием. Как пережить этап отрочества в условиях засилья порнографии, всеобщий доступ к которой открывают журналы, фильмы, интернет, вот что меня тревожит. Крайне необходимо восстановить ориентиры для молодежи и вернуться к евангельским основам, способствующим развитию цивилизации любви. Любовь – лучшее, что есть в человеке, – проявляется и в его доброте к ближнему, и в любовных отношениях между мужчиной и женщиной. Конечно, романтизм зарождается одновременно с половым созреванием и пробуждением чувств, но если начиная с этого периода подросток воспринимает порнографические изображения как единственную информацию о сексуальности или даже просто усваивает представление, что «все возможно, как я хочу и когда хочу», то я опасаюсь, что это может пагубно повлиять на его взрослую жизнь и жизнь в браке.

Бегбедер: Ты боишься, что эти «отклонения» поощряют мачизм, взгляд на женщину как на объект секса, групповые изнасилования, групповой секс?.. Не думаешь ли ты, что лучше поставить человека перед истиной, открыто показать существование этих явлений, чем оставаться при былом ханжестве, подпитываемом религиями? Эротика, разврат и порнография были во все времена. Секс во все времена правил миром, это реальность, которая распространяется на всю историю человечества. Секс – основа человека!

Ди Фалько: Да, но раньше не было интернета, не было каждодневного пережевывания этой темы, которое навязывают нам медиа. Прежде всего, порнография и все, что связано с сексуальностью, становится для молодежи обыденным явлением, и именно это, как мне кажется, чревато последствиями. Порнография превратилась в нечто вроде параллельного воспитания подростков, которые развиваются под постоянным влиянием сексуальных образов. То, что некогда считалось непристойностью, сегодня загрязняет общественное пространство. Началось с рекламы, которая раздевает женщину на афишах и на телеэкране. Это уже не просто банально, это стало необходимым, обязательным. Скоро реклама без обнаженного тела станет исключением. К этим образам, которые нам преподносят как эстетический объект, добавилось нечто большее: эти ню предстают перед нами во все более откровенных, чувственных, эротичных позах, придающих им соблазнительность. Явление становится привычным, и «креативщики» вынуждены идти еще дальше. Несколько телеканалов начали демонстрировать эротические фильмы, потом, постепенно, чтобы привлечь определенный круг телезрителей, – порнографические фильмы. Думаешь, детям двенадцати-тринадцати лет полезно открывать для себя феномен сексуальности, воспринимая эти образы?

Бегбедер: Согласен, такая инициация, пожалуй, грубовата. Все же я не рекомендовал бы возвращаться к прежнему методу, который сводился к табуированию этой темы, – в былые времена для молодых людей, ничего не знавших о своем теле, первый сексуальный опыт оборачивался травмой. Уж лучше гинекология крупным планом на телеэкране, чем невежество, фрустрация, отношение к сексу как к чему-то постыдному. Что касается сигарет, общество осознало вред табака и помещает на сигаретных пачках предупреждение о смертельной опасности курения. В порнографических фильмах, снятых в последнее время, партнеры используют презервативы: это способствует борьбе со СПИДом.

Ди Фалько: Вопрос не стоит о выборе одной из двух возможностей. Можно представить себе кампанию по пропаганде презервативов без порнографии.

Когда я думаю о таких крайностях, я говорю себе, что, возможно, это подмена утраченной опоры – религиозных и человеческих ценностей.

Бегбедер: Когда религии сдают позиции, на их месте остается духовная пустота, и человек спешит заполнить ее сексом, превращая нарушение в новую норму. Он пытается найти успокоение в телесном контакте. Отсюда клубы обмена половыми партнерами, групповая любовь. Все тела взаимозаменимы!

Ди Фалько: Судя по количеству рекламы, которую я вижу в прессе, эти «обменные» заведения пользуются определенным успехом. У меня, конечно, слишком идеалистические взгляды на любовь и отношения между мужчиной и женщиной. Я не в состоянии понять, как двое, если они любят друг друга, могут согласиться пережить такую ситуацию.

Бегбедер: Не «согласиться», а сознательно пойти на этот поступок в поисках новых ощущений.

Ди Фалько: Прежде даже чем вынести суждение с нравственной точки зрения, повторяю: не понимаю! Ты называешь это либерализацией, а я – рабством.

Бегбедер: Надо отделять секс от любви. Этот тип поведения был всегда: поиски чистого, если можно так выразиться, сексуального наслаждения. Но в дело вмешивалась Церковь, общество налагало свои запреты, и развратников, обвиненных в групповых дьявольских штучках, побивали камнями. Моральные табу ушли в прошлое. Надо позволить людям переживать свою сексуальность как им угодно, только не стоит, конечно, вменять в обязанность обмен партнерами! А к тому идет. В некоторых кругах, если ты этим не занимаешься, тебя считают безнадежно отсталым. Я оставляю за другими свободу поступать по своему желанию и, пожалуй, нахожу здравым то, что в 70-е годы, в эпоху сексуального освобождения, Катрин Милле решила поставить такого рода эксперимент и позже рассказала о нем в книге, которая возбудила восторг масс.[72]