Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

не помню, чтобы там еще что-то было, хотя вон как с тимовским велосипедом круто вышло. Ладно, что еще…

Он еще немного подумал и словно отрезал:

— А если и не помню, то и не буду силиться вспомнить.

И камень упал у него с плеч.

Новому камню, который лег на его плечи в пятницу, было предначертано полежать там еще некоторое время. А пока что автомобиль, который вез Филиппа обратно в город, пересек его северную границу теплым воскресным майским вечером.

Глава 22. Комната 215

— Чай, кофе или какао? — спросил Альберт, включив доверху наполненный электрический чайник. — Ты не стесняйся, у меня этого добра здесь навалом. Как-то раз жена попросила принести много чего из магазина, и я почему-то сделал покупки рано утром, в том числе разные чаи, кофе и какао. То ли поехать куда должен был сразу после работы, то ли еще что — не помню уже. Не важно. Но я так и не поехал, а по дороге домой по привычке зашел в магазин и снова накупил всякой всячины по списку. Эту покупку я благополучно донес до дома, а на следующее утро, приехав на работу, обнаружил забытый на заднем сидении и каким-то образом скатившийся с него пакет с чаями, кофе и какао. Я уже решил не везти их домой и принес это добро сюда. И вот они, пачки-то! Так, я буду какао, а тебе чего налить? Говори, вода скоро вскипит.

— Давай уж чай тогда, — выбрал Филипп.

— Чай хороший, ароматный, и коробка красивая. — Альберт вышел из кабинета и вернулся минуты через две с полупустой сахарницей. — Негодяйка Мари! Берет сахар и не возвращает, — нахмурив брови, но совсем нестрого произнес он зычным голосом. — Ты с сахаром?

— Нет-нет.

— О, а я — да-да! В последнее время стал баловать себя, хотя врачи отговаривают. Говорят: «Плюс ко всему у вас еще и возраст…» — начал было жаловаться Альберт, размешивая ложкой сахар в красивом стакане в причудливом серебряном подстаканнике, а потом сразу переменил настроение беседы. — Ну, на то они и врачи, а мы — артисты! Будем играть с ними.

Филипп напряженно улыбнулся в ответ подмигнувшему ему Альберту и, предварительно подув на поверхность, но все же обжигая губы, отхлебнул из кружки немного густого, ароматного и потрясающего вкуса чая. Внутреннее наслаждение вкусом незамедлительно отразилось на его лице, что доставило удовольствие наблюдавшему за ним Альберту.

— Скажи! Скажи, что я правильно сделал, что оставил этот чай у себя! — начал он допытываться и громко смеяться.

«Эх, мне бы твоего задора, Альберт», — настраивал себя на более серьезный разговор Филипп. Пора было уже начинать.

— Альберт, вот ты ведь все знаешь? — начал он. — Ты же всеведущ.

— Ну, в рамках нашего театра спорить не буду, а так — куда мне!

— Да, конечно же в рамках театра. И студентов, — быстро добавил Филипп.

Альберт склонил голову набок, посмотрел на него, отхлебнул из стакана и, слегка сдвинув брови, приготовился слушать. Филипп понимал, что если тот действительно знает об инциденте и не желает заводить об этом разговор первым, это должен сделать он сам. Вместе с тем, если бы случилось что-то действительно скверное, так тепло беседа бы не проходила.

— Альберт, ты ведь в курсе того, что во второй группе выпускников произошел конфликт с режиссером?

— Я в курсе, — подтвердил тот.

— Студенты, конечно же, перегнули палку, — опустив глаза, продолжил Филипп.

— Ну почему же, подобные конфликты случаются. Студенты, которые раньше других обретают чувство сцены и осознают свои способности и возможности, начинают требовать. Это рост. Это развитие. А то, что он не справился с настроением в группе, еще раз подтверждает, что он мягкотелый и что у него все еще не получается создать такую группу, которая смогла бы стать труппой. Жалко его, конечно. Плохо стало ему в пятницу, аж ребята перепугались. Сидел, задыхался. Но потом в себя пришел. Извинялся за то, что дал повод появиться такому конфликту. Признал, между прочим, что ребята талантливые. Просил, чтобы мы не очень сердились.

Филипп все ждал когда же он наконец расскажет о фразах, ляпнутых Ариадной и Паном, но Альберт еще немного покопал вглубь бытового конфликта и посчитал тему закрытой.

— И это все? — спросил его Филипп.

— Да, — немного удивленно ответил тот.

Филипп почувствовал, как во рту у него начала скапливаться слюна. Он сглотнул, а она снова стала собираться, и снова, и снова. Он стал поглощать чай и уже осушил стакан, когда Альберт поинтересовался его здоровьем.

— С тобой все в порядке, Филипп?

— Со мной — да, а вот с группой — нет. Хотя и со мной тоже не все в порядке. — Он встал, прошелся по кабинету, отдышался и вернулся на место. — Там был еще один маленький нюанс. Они дважды намекнули ему на то, что им преподает другой режиссер. Дважды. Не таким прямым текстом, нет, но все же они дали понять, что он в пролете. Отсюда и статус неудачника, который он принял.

— Что значит «другой режиссер»? Кто? Откуда? — с расстановкой спрашивал Альберт.

— Не знаю как правильнее будет сказать, — Филипп зажмурился, растопырил пальцы и начал тереть ладонями лоб, после открыл покрасневшие глаза и признался: — Альберт, я с ними в свободные от занятий дни отрабатываю мизансцены, прорабатываю персонажи и отвечаю на разные вопросы. Я попал на репетицию, она мне не понравилась… показалась скучной, и я пару раз… ну, блеснул своими познаниями…

Он опустил голову, стал говорить все менее уверенней и терять слова. В самом конце он все же сделал важное замечание, смотря прямо в глаза Альберту:

— А просил он чтобы не очень сердились, потому что его старая мама у него на попечении. Он не может потерять работу. Посмотри, что в стране происходит — он вряд ли сможет сегодня что-нибудь подобное себе найти.