Смерть дня - Кэти Райх

Я открыла в машине окно и вдохнула вечерний мартовский воздух. Стоял один из тех переходных дней, когда вроде бы и весна еще не наступила, и зима уже прошла, приходится снимать и надевать куртку по десять раз в сутки. Из-под земли уже пробивались крокусы, скоро воздух наполнится ароматом кизила, багряника и азалий. Забудьте про Париж. Весной Шарлотт становится самым прекрасным городом на планете.

До дома можно добраться несколькими путями. Сегодня я выбрала шоссе, поэтому выехала с заднего хода на бульвар Харриса. На шоссе Ай-85 и Ай-77 пробок еще не образовалось, и через пятнадцать минут я срезала путь через жилые кварталы и направилась на юг. Заскочила в "Паста энд провижнс компани", чтобы купить спагетти, салат "Цезарь" и чесночный хлеб, и чуть позже семи уже звонила в дверь Пита.

Он оказался в потертых, выцветших джинсах и желто-голубой спортивной рубашке без воротника. Волосы торчали так, будто он только что пригладил их пятерней. Он хорошо выглядел. Пит всегда хорошо выглядит.

– Почему ты не открыла своим ключом?

И правда, почему?

– И обнаружила бы в твоем логове блондинку в спандексе?

– Она еще здесь?

Пит огляделся, будто на самом деле ожидал кого-то увидеть.

– Увы. На, поставь воду. – Я протянула ему макароны.

Пит взял пакет. Птенчик тем временем приводил себя в порядок: вытянул сначала одну заднюю лапку, потом другую, потом все четыре и стал похож на прямоугольник. Он не спускал с меня глаз, но ближе не подходил.

– Привет, Птенчик. Ты скучал по мне?

Кот не двинулся с места.

– Ты прав. Он не в духе, – согласилась я.

Я кинула сумочку на кушетку и последовала за Питом в кухню. На стульях с обеих сторон стола валялись пачки писем, по большей части нераспечатанные. В таком же состоянии пребывали детский стульчик у окна и деревянная полка под телефоном. Я ничего не сказала. Теперь это не моя проблема.

Мы прекрасно провели час: ели спагетти и обсуждали Кэти и других членов семьи. Я сказала, что звонила его мама и жаловалась на невнимание. Пит ответил, что будет представлять ее и Птенчика в комплексной сделке. Я попросила его звонить маме. Он обещал исправиться.

В половине девятого я понесла Птенчика в машину, Пит закатил его пожитки. Мой кот путешествует с большим багажом, Чем я сама.

Когда я открыла дверцу, Пит накрыл мою руку своей:

– Ты точно не хочешь остаться?

Он сжал пальцы и нежно погладил мои волосы другой рукой.

Хочу ли я? Мне так приятны его прикосновения, и ужин прошел очень мило. Внутри что-то начало таять.

"Включи мозги, Бреннан. Ты устала. Ты озабочена. Собирайся-ка домой".

– А как же Джуди?

– Временное расстройство космического порядка.

– Не думаю, Пит. Мы это уже обсуждали. Спасибо за ужин.

Он пожал плечами и убрал руки.

– Ты знаешь, где я живу, – сказал он и пошел обратно к дому.

* * *

Я читала, что человеческий мозг состоит из десяти триллионов клеток. Мои не спали всю ночь, лихорадочно обсуждая одну тему: Пит.

Почему я не открыла дверь своими ключами?

Границы, согласились клетки. Не старая игра вроде "здесь трещина в земле, не переступай через нее", но установление новых территориальных границ, и реальных, и символических.

Зачем вообще нужен разрыв? Было время, когда я хотела только одного: выйти замуж за Пита и не расставаться с ним до конца жизни. Что изменилось во мне? Я вышла замуж в очень юном возрасте, но неужели в перспективе я отличаюсь от меня сегодняшней? Или все дело в двух Питах? Неужели Пит, за которого я вышла замуж, такой неответственный? Такой ненадежный? Может, я когда-то считала это частью его обаяния?

Твои слова похожи на песню Сэмми Кан, просвистели клетки.

Что привело нас к разрыву? Какой выбор мы сделали? И сделали бы его снова? Кто виноват? Я? Пит? Судьба? Что пошло не так? Или так? Может, теперь я встала на верный путь, а дорога моего замужества привела меня только туда, куда смогла?

Тяжко, пожаловались мозговые клетки.

Хочу ли я снова спать с Питом?

Единодушное "да" со стороны клеток.

Но у меня выдался скудный в смысле секса год, заспорила я.

Интересный выбор слов, заметили ребята из подсознания. Скудный. Без пищи. Подразумевает голод.

Но был же тот юрист из Монреаля, возразила я.

Это не то, заявил мозговой центр. С тем парнем иголочка едва шевелилась. А с Питом показывала напряжение в красной зоне.

Когда мозг в таком настроении, с ним не поспоришь.

В среду утром я только приехала в университет, как зазвонил телефон. К моему удивлению, в трубке послышался голос Райана.

– Прогноз погоды мне не нужен, – вместо приветствия сказал он.

– Около двадцати градусов, и я намазалась солнцезащитным кремом.

– Злая ты все-таки, Бреннан.

Я промолчала.

– Давай поговорим о Сен-Жовите.

– Продолжай.

Я взяла ручку и начала рисовать треугольники.

– Мы узнали имена четверых из сарая.

Я ждала.

– Семья. Мать, отец и сыновья-близнецы.

– Разве мы это уже не выяснили?

Послышался шорох бумаги.

– Брайан Гилберт, двадцать три года, Хайди Шнайдер, двадцать лет, Малахия и Матиас Гилберты, четыре месяца.

Я добавила к первоначальным треугольникам теневые.

– Многие женщины восхитились бы моими способностями.

– Я не такая, как многие женщины.

– Ты на меня злишься?

– А должна?

Я разжала зубы и вдохнула. Он долгое время не отвечал.

– "Белл Канада", как всегда, не торопится, но в понедельник записи телефонных звонков наконец прислали. Единственный междугородный номер за последний год – на восемь-четыре-три.

Я остановилась на среднем треугольнике.

– Кажется, не только твое сердце в Дикси.

– Здорово.

– Старые времена еще не забыты.

– Где?

– Бофорт, Южная Каролина.

– Ты честно?

– Пожилая леди обожала крутить диск телефона; прошлой зимой звонки прекратились.

– Куда она звонила?

– Скорее всего, домой. Местный шериф сегодня проверит.