Гроза панцерваффе - Виктор Прудников

Катуков и Никитин побывали на приеме у секретаря обкома партии И. Л. Бойцова, выяснили фронтовую обстановку, попросили выделить проводников, которые помогли бы найти подходящее место для размещения штаба корпуса. Проводники нашлись. Они привели машины в район Желтикова Поля. Вокруг сплошной стеной стоял лес, шумели сосны и ели, недалеко — Волга. Михаил Ефимович прошелся по поляне, полюбовался деревьями, стоявшими в осеннем наряде. Место понравилось. Здесь и решено было обосноваться.

Через несколько дней лесную поляну уже трудно было узнать: хозяйственники хорошо потрудились, построили невысокие срубы, землянки, связисты протянули провода, штаб 3-го мехкорпуса начинал новую боевую жизнь.

Комкор вызывал к себе командиров бригад, знакомился. Это были люди с боевым опытом, понюхавшие пороху. Запомнилась встреча с командиром 3-й мехбригады подполковником А. Х. Бабаджаняном. Амазасп Хачатурович — пехотинец, еще недавно командовал пехотным полком, но в Народном комиссариате обороны СССР то ли по иронии судьбы, то ли по необходимости распорядились направить его в танковые войска. Стерпится — слюбится!

Михаил Ефимович вспоминал: «Однажды поздно вечером в дверь постучали, и в комнату вошел подполковник с темными живыми глазами и смуглым лицом. Комбинезон болтался на его худом, почти юношеском теле, как на вешалке.

— Подполковник Бабаджанян. Прибыл на должность командира мехбригады, — представился он.

Пристально посмотрел я на нового комбрига — во внешности ничего выдающегося, но недаром говорят, что внешность обманчива. Новый комбриг, ставший после войны Главным маршалом бронетанковых войск, показал себя не только сообразительным, прекрасно знающим военное дело командиром, но и человеком исключительной храбрости. В трудные минуты он мог сесть в танк и возглавить атаку, а если нужно, вооружиться противотанковыми гранатами и швырнуть их в прорвавшуюся в тыл гитлеровскую машину»[124].

А вот как эту встречу описывает А. Х. Бабаджанян:

«М. Е. Катуков встретил меня радушно, попросил рассказать о прошлой службе.

— Ну вот, вопрос прямо в точку — танкист-то я от нуля…

— Большой беды нет, — успокоил меня М. Е. Катуков, — будем считать, что тебе повезло: корпус стоит, и, пока стоит, есть время получиться. Остальное все от тебя самого зависит»[125].

3-й мехкорпус был придан 22-й армии, которой командовал генерал-лейтенант В. А. Юшкевич, начальником штаба был генерал-майор М. А. Шалин. С ними Катуков познакомился 3 октября, когда его вызвали в штаб армии вместе с командным составом и начальниками инженерных служб для получения приказа о проведении рекогносцировки[126].

Командарм В. А. Юшкевич ввел Катукова в курс дел на Калининском фронте, рассказал о расстановке противоборствующих сил — наших армий и армий противника. Непосредственно против 22-й армии держали оборону 86-я германская пехотная дивизия, танко-гренадерская дивизия «Великая Германия», в резерве находилась 12-я танковая дивизия.

В конце 1942 года страна переживала самые тяжелые дни войны. Враг рвался к Волге. Под Сталинградом шли кровопролитные бои. Ставка поставила перед Калининским фронтом задачу сковать как можно больше сил противника, чтобы он не смог перебросить на юг ни одной дивизии, ни одного полка.

Планы подготовки корпуса решались с начальником штаба армии М. А. Шалиным. Михаил Алексеевич показался Катукову сухим, малоразговорчивым человеком, но знающим свое дело. Ставя задачу корпусу на перемещение в район сосредоточения, он ни разу не заглянул в бумаги, лежавшие на столе, а ведь оперировал массой цифр, названиями десятков населенных пунктов, инструкциями и штабными предписаниями. Все это держал в памяти.

Когда Никитин стал записывать в блокнот некоторые предписания штаба армии, Шалин его остановил, сказав, чтобы мы не утруждали себя: в приказе будет все обозначено в деталях. Напомнил, правда, чтобы в районе сосредоточения частей соблюдалась строжайшая маскировка, указал, где и когда корпус получит боеприпасы, продовольствие и горюче-смазочные материалы.

3-й мехкорпус готовился к боевым действиям. 19 октября 1942 года командарм Юшкевич короткой запиской уведомил Катукова о необходимости в течение двух дней вывезти с армейских баз горючее, боеприпасы и продовольствие. Эта работа легла на заместителей командира корпуса — начальника артиллерии подполковника И. Ф. Фролова и начальника тыла подполковника В. А. Макарова. Два дня колонны машин, автоцистерн и тракторов сновали между Калинином и местами сосредоточения танковых и механизированных бригад — поселками Ерменево, Починки, Заболотье, Прудня.

Пока снабженцы и тыловики занимались хозяйственными делами, в лесах шла напряженная учеба — теоретическая и практическая. В танковых и механизированных частях проводились учения, отрабатывались приемы боевых действий. Процесс сколачивания частей и подразделений проходил, к сожалению, довольно медленно. Обеспокоенный таким ходом дела, Катуков провел совещание с командирами частей, поделился опытом прошлых боев, говорил о том, как лучше организовать боевую и политическую подготовку[127].

В начале ноября началось строительство оборонительного рубежа № 3 в районе Приволье — Шейнино. Здесь предстояло возвести два ротных и четыре батальонных опорных пункта, для чего требовалось немало строительных материалов. Катукову пришлось обращаться в штаб 22-й армии, чтобы выделили цемент, лес, арматуру — словом, надо было на время стать заправским хозяйственником. 9 ноября Михаил Ефимович сам проверял ход строительных работ, торопился закончить их к началу наступления[128].

В районы опорных пунктов, ставших прочным оборонительным рубежом, были введены танковые и механизированные бригады, совершившие многодневный трудный переход по лесной и болотистой местности. Катуков вспоминал: «В район сосредоточения мы выступили глубокой осенью. Шли ночами через калининские леса и болота. Бездорожье, грязь. Двигались по гатям — настилам из жердей, бревен, хвороста. На многие десятки километров протянулись жердевые дороги. Сойти с них и не думай: шаг-другой в сторону — и увязнешь в болотной топи. Нужно ли говорить, что скорость нашего движения в те ночи не превышала пешеходную. Днем укрывались в лесных массивах. Иначе узенькие, в ниточку, гати могли бы стать большим кладбищем для наших войск. Фашистская авиация по-прежнему господствовала в воздухе. „Костыли“ с восхода до захода солнца маячили в небе, „мессеры“ с ревом проносились над гатями, контролируя подходы к фронту»[129].