Тайная любовь княгини - Евгений Сухов

— А государыня не засудит? — поднял глаза на братьев Борис Горбатый.

Само появление охотников на Девичьем лугу могло восприниматься великой княгиней Еленой Глинской как мятеж, и никто из бояр не удивился бы, если подобная соколиная забава закончилась бы заточением его участников.

— Неужно такой славный воевода чего-то опасаться может? — едва ли не брезгливо усмехнулся Андрей Шуйский.

— Смерти на поле брани не боюсь, — отвечал Горбатый сердито, — по чужой дурости сгинуть опасаюсь.

Третьяк Тишков уже снял с головы птицы клобучок, и ястреб огромными желтыми глазами принялся высматривать добычу. В полуверсте он заприметил огромного сурка, который купался в сухой пыли. Ястреб уже поднял крылья, выпрашивая освобождения, но Тишков крепко держал его за длинный поводок.

Борис Горбатый подумал о том, что так же крепко почивший государь держал в длани холопов и если отпускал их, то только на длину привязи.

— А мы ведь тебя, Борис, неспроста позвали, — осторожно начал Андрей Шуйский, — дело у нас к тебе имеется.

— Вот оно как! — вроде бы удивился князь Горбатый.

Однако он уже давно обратил внимание, что братья Шуйские были как никогда напряжены и, видимо, пригласили его не для удалой потехи.

Третьяк Тишков уже снял привязь с птицы, и ястреб, почувствовав свободу, легко воспарил в высоту. Он хотел увидеть сурка и совершал над лугом плавные круги, но хитрый зверек уже успел спрятаться под камень и с опаской наблюдал за полетом хищника.

— Не собираемся мы более Глинской служить, — сошел с коня Андрей Шуйский.

Жеребец благодарно фыркнул и замер.

— Помыкает она князьями, как холопами последними, — добавил Иван.

— И что же вы делать собираетесь? — хмуро отозвался Борис Горбатый.

Боярин в который раз пожалел, что отправился на охоту и теперь уже наверняка не удастся избежать неприятного разговора.

За долгую жизнь он был бит не однажды и много раз предан и сейчас подумал о том, что не успеет добраться даже до своего двора, как этот разговор станет известен великой княгине.

Вот только кто же его выдаст первый: Андрей или Иван? А может быть, этим Каином окажется Третьяк Тишков?

— К Юрию Ивановичу дмитровскому отъедем, — отозвался Иван. — На почет он нас зовет.

Младший Шуйский тоже спешился и, сорвав с земли травинку, стал ковырять ею зубы.

— Неужно правда? А разве не он еще вчера крест целовал великому князю? Клялся не отступиться от него, а теперь решил в вотчину московских бояр призвать? — вяло возмутился князь Горбатый.

Третьяк Тишков поднял глаза к небу. Ястреба не видать. Неужно улетел, стервец?!

Но в следующее мгновение птица показалась над лесом, сжимая в цепких лапах трепыхающуюся добычу. Дьяк ожидал, что ястреб опустится рядом, но тот, наслаждаясь высотой и полетом, не спешил возвращаться. Трудной оказалась победа — птица едва не расшиблась о камни, когда любопытный зверек решил скрыться в расщелину, но ястреб был горд своей добычей.

— Что ж это за целование такое, ежели оно против сердца идет? — Третьяк не отрывал глаз от парящей птицы. — Заставили бояре Юрия Ивановича крест целовать! Окружили его всем миром и пригрозили — ежели не присягнешь наследничку, тогда отседова не выйдешь живым! Не по доброй воле это целование, князь!

Ястреб уже опустился на землю и, укрывшись в густой траве, принялся рассекать мягкую, еще пульсирующую плоть огромным, словно сабля янычара, клювом.

— Вот оно как, — не то удивился, не то усмехнулся Борис Горбатый.

— Поди прочь, — оттолкнул Тишков ястреба дланью, и тот неохотно, явно не желая расставаться с добычей, отступил на несколько шагов назад, воинственно приподнимая крылья. Ястреб не привык к такому обращению, он был царем в небе и не хотел быть вторым на земле. А Третьяк Тишков подкинул сурка на руке, одобрительно крякнул и бросил тушку в сумку.

Ястреб не желал мириться с потерей, он грозно поглядывал на обидчика и, видно, выбирал место, откуда можно побольнее клюнуть.

— Ну будет тебе, ты уже сердиться начал, — примирительно произнес дьяк и бросил кусок высушенного мяса к лапам птицы.

Ястреб клюнул раз, потом другой и с отвращением тряхнул красивой головой. Нет, эта пища не для него, он привык к трепыхающейся плоти, хотел ощущать под грудкой испуганного зверя бьющееся сердечко, желал, чтобы кровь хлестала из разодранной раны. А Третьяк Тишков уже накинул на голову ястреба клобучок и тем самым усмирил гордую птицу.

— Чего ж ты молчишь, князь?

— А чего вы от меня ждете?

— С нами ты пойдешь или побежишь вослед великой княгине? — сурово вопрошал Андрей.

Борис Горбатый подумал о том, что если сейчас он осмелится сказать «нет», то братья справятся с ним точно так же, как ястреб с несчастным сурком. Князь посмотрел на охотничью сумку дьяка, откуда торчал пушистый хвост зверька.

— С вами! Готов я служить дмитровскому князю.

Иван Шигона проснулся от какого-то звонкого потрескивания. Сделав над собой усилие, он сумел разомкнуть глаза. Его встретила пугающая темнота. Долго Шигона всматривался в никуда, пытаясь сообразить, где же он находится. И когда наконец увидел огненные блики, догадался — это преисподняя и черти разжигают костры, чтобы поджарить прибывшего грешника. Обидно стало Ивану, что господь бог определил его сразу в ад, не перемолвившись с ним и словом, а ему было что сказать всевышнему в свое оправдание. Ежели он и совершал худо, то по велению государя, а значит, этот грех нужно делить поровну.

Прямо над ним склонилась лохматая фигура.

«Черт», — догадался Шигона. Дворецкий подумал о том, что бесы не так и страшны, как им приписывает народная молва, а этот уж очень похож на дворового слугу Парамона. Даже уши у него оттопырены точно так же. Всем своим видом он напоминал доброго телка, только что выбравшегося из-под вымени коровы.

— Ишь, как вышло! — произнес бес.

Шигона с удивлением обнаружил, что черт имеет не только облик Парамона, но еще и его голос.

— За что же такая несправедливость? — пожаловался дворецкий. — Грешил не более других, а в аду один маюсь. Не вижу я сотоварищей.

— А кого тебе, Иван Юрьевич, надобно? — удивился бес. — Да и не было там более никого.

— Как так?

— А вот так! Никого там более и не было, только мы с тобой. Я как увидел, что ты упал, батюшка, так сразу к тебе и подбежал. Нагнулся над тобой, а ты уже весь зеленый. А на руки и смотреть страшно было, так они испухли, что будто бы рой пчел их поел.

Бес нагнулся еще ниже, и Шигона со всей очевидностью признал в нем своего верного слугу Парамона.

— Ишь ты, — слабо улыбнулся Иван.