Право первой ночи - Екатерина Красавина

— Грабил кто-то из ее бедных знакомых, которому позарез нужны были деньги, уверенно сказал Витька.

Губарев мельком взглянул на него.

— Не обязательно. Деньги могли взять для отвода глаз. Чтобы подумали так, как только что сказал ты.

Дорога домой казалась мне бесконечной. Я ехала в метро, а про себя репетировала предстоящий разговор с Никой. Я совершенно не представляла, с чего я начну и как буду вести «допрос». В конце концов Ника может взорваться и послать меня ко всем чертям. И моя «шпионская» миссия будет с треском провалена. И тут в моей памяти всплыло воспоминание из далекого детства, как нам с Никой купили подарки на Новый год. Мне — плюшевого медвежонка, а ей куклу. Кукла была красивой, в нежно-голубом платье, но мы обе почему-то сразу влюбились в медвежонка. Плюшевого, с красным бантиком на шее. И с каким-то очаровательно-лукавым выражением на мордочке. Он сразу стал для нас живым и родным. Мы назвали его Бабулькой и дружно нянчились с ним. Кукла была позабыта, а Бабулька стал нашим любимцем. И надолго. Одно мороженое на двоих, одна игрушка… Ника, Ника! Куда же все это делось?

Я открывала дверь ключом и молила, чтобы Ники еще не было дома. Я не могла встретиться с ней сейчас, сию минуту. После вчерашних событий я была разбита и подавлена. Мне нужно было время, чтобы восстановить свои силы. Но я понимала, что времени у меня как раз и не будет. Я должна действовать быстро и оперативно. Если хочу помочь Нике.

В доме никого не было. Мать на работе. А отец, наверное, бегал по офисам, предлагая свои «гениальные» идеи. Тишина в квартире была такой, что я отчетливо слышала тиканье будильника, как будто это была бомба с часовым механизмом. И тут я вспомнила о работе. О которой начисто позабыла. Мне ведь надо ехать в офис! Но я не могла выйти из дома, не переговорив с Никой. Я позвонила в отдел кадров и сказала, что мне плохо и я не могу сегодня исполнять свои служебные обязанности. Сухим тоном кадровичка сообщила мне, что это исключается. Подменить меня некому. Если мне уж так плохо, то я могу побыть дома до обеда. А после явиться на службу. Безотлагательно.

— Хорошо, я приеду, — упавшим голосом сказала я.

На том конце повесили трубку. Я убрала Никину сумку в пакет и спрятала за стол. Затем без сил опустилась на диван. Закрыла глаза и впала в полудремотное состояние. Наконец я услышала, как открывают дверь. Только бы не Ника, молила я. Пусть она придет чуть попозже. Я не готова к разговору с ней. Но это была Ника. Когда она возникла в дверях, у меня кольнуло в сердце. Она была вся какая-то жалкая, растерянная. Спутанные волосы, под глазами — темные круги. Моя Ника! Она обвела комнату невидящими глазами, а потом сфокусировала свой взгляд на мне:

— Аврора! — пролепетала она.

— Что случилось? — строго спрашиваю я.

— Ничего, — огрызается она. Но тут же вскидывает на меня свои глаза и умоляюще смотрит. — Не спрашивай меня ни о чем, ладно?

— Пожалуйста, — говорю я с видом оскорбленной добродетели. — Як тебе приставать не собираюсь.

— Не надо, — скулит она, как маленький щенок. — Не надо меня ни о чем спрашивать. Я сама ничего не знаю.

— О чем это ты?

— Ни о чем. Просто так. Ты не обращай на меня внимания, ладно? Я сегодня немного не в себе.

— Ника. — Я встала с дивана и подошла к ней. А потом крепко обняла ее за плечи. — Сядь и отдохни. Приди в себя. Может быть, тебе кофе сварить?

— Нет. Чаю. И покрепче.

— Хорошо.

Я чуть ли не силком усадила ее на диван и пошла на кухню, а когда вернулась, то увидела, что Ника спит. В одежде. На диване. Чуть полуоткрыв рот, как в детские годы, когда мать шутила, что к ней во сне может залететь ворона. Или бабочка, говорила я. Мне казалось, что это красивее — когда в рот залетает яркая переливающаяся бабочка. А не черная каркающая ворона.

Я села рядом и погладила сестру по голове. Ника слабо шевельнулась во сне и что-то пробормотала…

Проснулась она через два часа. Я была на кухне, когда услышала ее голос.

— Аврора!

— Я тут, — откликнулась я. — Сейчас подойду. Только помешаю картошку. — Я жарила картошку-фри.

Ника уже пришла в себя. Она сидела на диване и изо всех сил старалась казаться веселой и беспечной.

— Привет!

— Привет!

— Как дела? Я чуть не расхохоталась. Произошло убийство, а она мне: «Как дела?» Дурочку, что ли, передо мной разыгрывает?

— Отлично, — с иронией ответила я. — А твои?

— Мои… тоже нормально.

— В самом деле? — Я подняла вверх брови и села на Никину кровать.

Что-то в моем тоне насторожило Нику.

— А что? — сказала она с едва уловимым вызовом.

— Ничего. Наступило молчание.

— Ты уверена, что у тебя все в порядке? Она закусила губу.

— Уверена. — И тут же добавила: — Постой, постой. Ты что-то знаешь?

— Что?

— Вот я тебя о том и спрашиваю.

— Был такой фильм. По-моему, итальянский. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Или наоборот. «Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь». Но суть не в этом. Кажется, у нас сейчас именно такая ситуация. Сплошные загадки и намеки.

Ника смотрела на меня. Во все глаза. А я на нее. Я первая нарушила молчание.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— А что я должна говорить?

— Ника, мы взрослые люди. Надеюсь, — поправилась я. — Зачем нам играть друг с другом в прятки?

Ника вздохнула.

— Я запуталась. Если бы ты только знала, сколько я наломала дров!

— Поделись, и я помогу тебе. Сделаю все, что в моих силах.

Нет, — решительно сказала Ника. — Мне уже никто ни в чем не поможет. Я сама вляпалась, сама и буду отвечать. Другого выхода у меня нет.

— Выход всегда есть, — возразила я. Но Ника упрямо молчала. Я-то знала, какой она могла быть упрямой и непреклонной. Но мне надо было спасти ее, не дать запутаться еще больше в той паутине, в какую она попала по собственной глупости или случайности. — Ника! — проникновенно говорю я. — Ты же моя сестра. И всегда можешь рассчитывать на меня. В любой ситуации. Что бы ты ни натворила, я всегда буду на твоей стороне. Всегда и во всем. Помнишь, как в детстве ты разбила хрустальную вазу, а я выручила тебя, сказав родителям, что это — кошка. Помнишь? Мать смотрела на нас, гадая: врем мы или говорим правду. Нам очень хотелось смеяться, а мы стояли с серьезным видом. Помнишь?

Слабое подобие улыбки трогает Никины губы.

— Помню.

— А что изменилось с тех пор? — спрашиваю я. И сама же отвечаю на вопрос: — Ничего. Мы просто выросли. Но сестрами же остались!