Из смерти в жизнь…. Главная награда - Сергей Галицкий

Гвардии старшина 2-й статьи Кораблин Владимир Ильич (24.09.75–30.05.95)

Гвардии младший сержант Метляков Дмитрий Александрович (09.04.71–30.05.95)

Гвардии старший матрос Романов Анатолий Васильевич (27.04.76–29.05.95)

Гвардии старший матрос Черевань Виталий Николаевич (01.04.75–30.05.95)

Гвардии матрос Черкашин Михаил Александрович (20.03.76–30.05.95)

Гвардии старший матрос Шпилько Владимир Иванович (21.04.76–29.05.95)

Гвардии сержант Яковлев Олег Евгеньевич (22.05.75–29.05.95)

Рассказывает капитан 1-го ранга В. (позывной «Вьетнам»):

— Командиром роты морской пехоты я, моряк-подводник, стал случайно. В начале января 1995 года я был командиром водолазной роты Балтийского флота, на тот момент единственной на весь Военно-морской флот. И тут пришёл вдруг приказ: из личного состава подразделений Ленинградской военно-морской базы сформировать роту морской пехоты для отправки в Чечню. А все пехотные офицеры Выборгского полка противодесантной обороны, которые и должны были ехать на войну, отказались. Помню, командование Балтийским флотом тогда ещё пригрозило их посадить в тюрьму за это. Ну и что? Посадили хоть кого-то?.. А мне сказали: «У тебя хоть какой-то опыт есть боевой. Принимай роту. Отвечаешь за неё головой».

В ночь с одиннадцатого на двенадцатое января 1995 года я принял эту роту в Выборге. А уже утром надо улетать в Балтийск.

Как только приехал в казармы роты Выборгского полка, построил матросов и спрашиваю их: «Знаете, что мы идём на войну?». И тут полроты падает в обморок: «Ка-а-ак?.. На какую-такую войну!..». Тут они поняли, как их всех обманули! Оказалось, что кому-то из них предложили в лётное училище поступить, кто-то в другое место ехал. Но вот что интересно: для таких важных и ответственных дел почему-то отобрали самых «лучших» матросов, например с «залётами» дисциплинарными или даже вообще бывших правонарушителей.

Помню, подбегает майор местный: «Да ты зачем им это сказал? Как их мы теперь будем удерживать?». Я ему: «Ты рот закрой… Лучше мы здесь их будем собирать, чем я потом их там. Да, кстати, если ты не согласен с моим решением, могу с тобой поменяться. Вопросы есть?». Больше у майора вопросов не было…

С личным составом стало твориться что-то невообразимое: кто-то плачет, кто-то в ступор впал… Конечно, были и просто законченные трусы. Из ста пятидесяти их набралось человек пятнадцать. Двое из них вообще рванули из части. Но такие и мне не нужны, этих я бы и сам всё равно не взял. Но большинству парней всё-таки перед товарищами было стыдно, и они пошли воевать. В конце концов на войну отправились девяносто девять человек.

На следующий день утром я роту снова построил. Командир Ленинградской военно-морской базы вице-адмирал Гришанов меня спрашивает: «Есть какие-то пожелания?». Отвечаю: «Есть. Все здесь присутствующие едут умирать». Он: «Да что ты?! Это ведь рота резерва!..». Я: «Товарищ командир, я всё знаю, не первый раз вижу маршевую роту. Здесь у людей семьи остаются, а квартир у них ни у кого нет». Он: «Мы об этом не подумали… Обещаю, вопрос этот мы решим». И слово своё потом сдержал: все семьи офицеров квартиры получили.

Прилетаем в Балтийск, в бригаду морской пехоты Балтийского флота. Сама бригада в то время была в полуразваленном состоянии, так что бардак в бригаде умноженный на бардак в роте дали в итоге бардак в квадрате. Ни поесть нормально, ни поспать. И ведь это прошла только минимальная мобилизация по одному флоту!..

Но, слава Богу, на флоте к тому времени ещё оставалась старая гвардия советских офицеров. Они-то начало войны на себе и вытянули. А вот во вторую «ходку» (так морские пехотинцы называют период боевых действий в горной Чечне с мая по июнь 1995 года. — Ред.) многие офицеры из «новых» пошли уже на войну за квартирами и орденами. (Помню, как ещё в Балтийске один офицер просился в мою роту. Но мне было брать его некуда. Я тогда ещё его спросил: «Ты зачем хочешь ехать?». Он: «А у меня квартиры нет…». Я: «Запомни: на войну за квартирами не ездят». Позже этот офицер погиб.)

Заместитель командира бригады подполковник Артамонов мне сообщил: «Твоя рота улетает на войну через три дня». А у меня из ста человек двадцати даже присягу пришлось принимать без автомата! Но и те, кто имел этот автомат, тоже недалеко от них ушли: стрелять-то всё равно практически никто не умел.

Кое-как расположились, вышли на полигон. А на полигоне из десяти гранат две не взрываются, из десяти патронов винтовочных три не стреляют, сгнили просто. Всё эти, с позволения сказать, боеприпасы были выпуска 1953 года. И сигареты, кстати, тоже. Получается, что для нас выгребали самый древний НЗ. С автоматами — та же история. В роте они были ещё самые новые — выпуска 1976 года. Кстати, трофейные автоматы, которые мы потом брали у «духов», были производства 1994 года…

Но в результате «интенсивной подготовки» уже на третий день мы провели занятия по боевой стрельбе отделения (в обычных условиях это положено делать только после нескольких месяцев учёбы). Это очень сложное и серьёзное упражнение, которое заканчивается боевым гранатометанием. После такой «учёбы» у меня все руки были посечены осколками — это от того, что мне приходилось сдергивать вниз тех, кто вставал на ноги не вовремя.

Но учёба — это ещё полбеды… Вот уходит рота на обед. Я провожу «шмон». И нахожу под кроватями… гранаты, взрывпакеты. Это же пацаны восемнадцатилетние!.. Оружие в первый раз увидели. Но они совершенно не думали и не понимали, что если бы это всё взорвалось, то казарму разнесло бы вдребезги. Уже потом эти бойцы мне говорили: «Товарищ командир, мы вам не завидуем, как вам с нами пришлось».

С полигона приезжаем в час ночи. Бойцы некормленые, и никто их в бригаде особо кормить и не собирается… Кое-как всё-таки удавалось раздобыть что-нибудь съедобное. А офицеров так я вообще кормил на свои деньги. У меня с собой было два миллиона рублей. Это тогда было относительно большой суммой. К примеру, пачка дорогих импортных сигарет стоила тысячу рублей… Представляю, какое было зрелище, когда мы после полигона с оружием и с ножами ночью вваливались в кафе. Все в шоке: кто такие?..

Тут же зачастили представители разных национальных диаспор, чтобы выкупать земляков: отдайте мальчика, он мусульманин и на войну не должен ехать. Помню, подъезжают такие на фольксвагене-пассате, вызывают на КП: «Командир, нам надо с тобой поговорить». Приехали с ними в кафе. Они там такой стол заказали!.. Говорят: «Мы тебе денег дадим, отдай нам мальчика». Я их внимательно выслушал и отвечаю: «Денег не надо». Подзываю официантку и плачу за весь стол. А им говорю: «На войну мальчик ваш не поедет. Мне такие там на фиг не нужны!». А парню потом стало не по себе, он уже захотел поехать со всеми. Но я ему тогда чётко сказал: «Нет, такой мне, точно, не нужен. Свободен…».

Тогда же я увидел, как людей сближают общая беда и общие трудности. Постепенно моя разношёрстная рота стала превращаться в монолит. И потом на войне я даже не командовал, а просто бросал взгляд — и меня понимали все с полуслова.