Перепутье - Даниэла Стил

— Лиана, я хочу тебе кое-что сказать…

Какое еще печальное известие она от него услышит? Ейказалось, что все худшее уже было высказано.

— Да?

— В порт Саутхемптона вчера вечером пришел британскийкорабль «Аквитания». Он идет в Штаты с последним пассажирским рейсом, послеэтого начнет перевозить войска. И я хочу… — Лиана затаила дыхание. —Чтобы, когда он будет отплывать, ты с девочками была на его борту.

Лиана помолчала, а затем отрицательно покачала головой. Онавыпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза:

— Нет, Арман, мы не поедем. Теперь настала его очередьвзволнованно затаить дыхание.

— Ты сошла с ума! Франция вступила в войну. Вам нужнонемедленно вернуться. Я должен быть уверен, что ты и девочки в полнойбезопасности.

— На английском корабле, в Атлантике, где, наверное,немало немецких подводных лодок? Они потопили «Атению», значит, могут потопитьи это судно.

Арман тряхнул головой. Слишком свежи были в памяти ужасываршавских событий, о которых он сегодня узнал. Он не может позволить жене идочерям оставаться во Франции и сражаться против немцев.

— Не спорь со мной. — Он слишком устал, чтобыснова и снова убеждать жену, кроме того, он никак не ожидал встретить в Лианетакую решительность.

— Мы никуда не поедем. Мы останемся с тобой. Мы же уже обсуждалиэто, когда началась война. Здесь остаются другие женщины, другие дети. Почемумы должны уехать?

— Потому что в Соединенных Штатах вы будете в большейбезопасности. Рузвельт продолжает утверждать, что никогда не вступит в войну.

Это была" не новость, но Лиана по-прежнему не могласлышать об этом без отвращения.

— Ты что, не веришь во Францию? Она не падет, какЧехословакия или Польша.

— Хорошо, а если начнутся бомбежки, а они непременноначнутся, ты все-таки будешь сидеть тут, а, Лиана?

— Но другие же пережили прошлую войну.

Он так устал, что засыпал прямо за столом, Лиана же былаполна энергии и решимости остаться в Париже. Арман не мог ее переубедить.Ничего не добился он и утром, когда, проснувшись, они снова вернулись к этомуразговору. Когда в половине восьмого он уже собрался уходить, она посмотрела нанего и нежно улыбнулась:

— Я люблю тебя, Арман. И мое место — быть рядом стобой. Больше не упрашивай меня. Я не поеду.

Он долго смотрел ей в глаза.

— Ты удивительная женщина. Я всегда это знал. И все жеу тебя еще есть время передумать. Тебе стоит вернуться в Америку, пока можно.

— У меня там ничего нет. Мой дом здесь, с тобой.

Когда он, прощаясь, целовал ее, у него в глазах стоялислезы. Никогда еще Арман не был так тронут. Его жена оказалась такой жехраброй, как польские женщины.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже, — прошептала Лиана, целуя его.

Арман ушел. Лиана знала — он вернется не раньше полуночи ибудет падать с ног от усталости. Но по крайней мере на это были серьезныепричины. Началась война. И все же Лиана остается здесь. Она должна оставатьсярядом с мужем.

— Ты готов?

Джонни кивнул. Он смотрел на отца большими печальнымиглазами, прижимая к груди щенка. Няня стояла рядом.

— Ты положил свою бейсбольную биту в чемодан?

Мальчик снова кивнул, слезы ручьем покатились у него изглаз. Отец прижал его к себе.

— Я понимаю, сынок… я понимаю… Я тоже буду по тебескучать… Но ведь это ненадолго. — Он стиснул зубы, моля Бога, чтобы егослова оказались правдой: Сам он уехать пока не мог. Дела задерживали его вЕвропе.

— Я не хочу уезжать без тебя, папа.

— Но это ненадолго… обещаю тебе…

Ник взглянул на Хиллари, она была необычно тиха и спокойна.Чемоданы уже ожидали в прихожей. На этот раз не пришлось загружать тюками двемашины. Им сообщили, что каждый пассажир имеет право провезти только двачемодана. Корабль и так был перегружен, на этот раз плыть придется без роскошии великолепия, хотя в списке пассажиров попадались и громкие имена. Сотнисостоятельных американских туристов оказались в Европе, как в ловушке, и теперьони отчаянно осаждали свои посольства, требуя, чтобы их отправили домой. Всефранцузские и британские постоянные рейсы были отменены. «Нормандия» прибыла вНью-Йорк двадцать восьмого августа, и владельцы выслали телеграмму с просьбойпоставить ее там на прикол. Рейсы американских судов в Европу тоже отменили, апосол Кеннеди отчаянно телеграфировал из Лондона, сообщая о целой армииамериканских туристов, оказавшихся в опасности, — ему удалось добиться,чтобы за ними прислали корабли. Должны были прийти «Вашингтон», «Манхэттен» и«Президент Рузвельт», но никто не знал, когда это произойдет. Так что«Аквитания» осталась единственным судном, имевшим твердую дату отплытия. Но и унее это был последний пассажирский рейс.

Все хорошо понимали, насколько опасным будет это путешествиечерез океан. Рассказывали ужасающие истории о немецких подводных лодках. Однако«Аквитания» благодаря некоторым особенностям конструкции меньше других судовбыла подвержена опасностям атаки из глубины, В Европу она шла с потушеннымифонарями, постоянно меняя направление. Так что возвращение в Америку сулилобыть интересным.

У дома на авеню Фош стоял большой черный «дюзенберг».Хиллари, Ник, Джонни и няня садились в него с угрюмым выражением на лицах. Машинанаправлялась в Кале, где уже дожидалась нанятая Ником яхта, которая доставит ихв Дувр. А там они пересядут на автомобиль, чтобы добраться до Саутхемптона.Путешествие оказалось не столько опасным, сколько утомительным. Когда онинаконец вышли у причала, где стояла «Аквитания», Хиллари, неожиданно для самойсебя, чуть не расплакалась. Она очень боялась, что судно пойдет ко дну. Преждечем пассажиры начали подниматься на борт, их предупредили о возможной опасности— и Хиллари даже прижалась к Нику, что было уж совсем на нее не похоже. Всехпредупредили, что пассажир, поднимаясь на борт судна, принадлежащего одной извоюющих сторон, должен знать, что корабль может быть потоплен безпредупреждения. Это сообщение произвело свое действие, и все трое Бернхамовкрепко обняли друг друга, прежде чем подняться на борт. Нику удалось достатьдля них только одну маленькую, душную каюту с тремя койками: одна, самаяприличная, предназначалась Хиллари, а две другие, расположенные одна наддругой, — для Джонни и его няни. Зато у них был отдельный туалет.

Ник оставался с сыном, пока не прозвучал последний сигнал котплытию, и в последний миг сжал Джона в объятиях.

— Будь большим мальчиком, тигренок, я тебе поручаюзаботиться о маме. Слушайся ее на корабле. Это очень важно.

— Ой, папочка… — Голос его дрожал почти так же, как иголос отца. — Как ты думаешь, мы утонем?