Судьба и воля - Лев Клиот

– Что за крокодил?

Исая разжал этот «крокодил» за верхние части пластин и зацепил зубчиками свои жидкие белесые волосы. «Крокодил» плотно зажал их, смешно топорщась на жалкой Исаевой шевелюре.

На Бориса его изобретение впечатления не произвело.

– Никакого изящества, какой-то чемодан на голове.

Но на него произвело впечатление поведение Маццы. Он доверял не только своему чутью. Он понимал, что этот человек, кажущийся простаком, настоящий специалист своего дела. Это вам не румынские коробейники, это итальянская дизайнерская школа. Он провел с Исаей вечер, они крепко выпили, говорили обо всем, кроме его изобретения, и только в самом конце Мацца объяснился:

– Я этот клип никому не предлагал: в Европе нет того рынка, которым ты располагаешь. Попробуй эту штуку у себя, и если она не пойдет, я про нее забуду, но поверь – это то что надо.

В Париже собралась теплая компания: Арлет с мужем, Франсуа с очередной подругой, Клифф, Роланд и Феликс Залманович. Он в последний момент изъявил страстное желание составить Борису компанию и признался, что ни разу в жизни не был в оперном театре и тем более на балете. Они сидели в ресторане отеля за длинным столом, и Борис рассказывал, как в юности он сам танцевал в Рижской опере и почему он эту оперу покинул. Эта тема предоставила столько простора для рассуждений и так удачно легла на язык Роланду, что в какой-то момент веселое застолье прервал отчаянный крик Джекки:

– Мы опоздали в театр!

Действительно, времени практически не оставалось, и когда такси с участниками культурного похода остановились у входа в величественное здание «Гранд Опера», на часах было пятнадцать минут опоздания. Служащие не смогли пропустить их в ложу партера, на лучшие места, с таким трудом добытые Арлет. И они отправились на самый верхний ярус галерки, где для них не было кресел и нужно было стоять до антракта, правда, обзор был великолепный.

Слово «великолепный» затем звучало в каждом предложении, которым они характеризовали все, что увидели перед собой. Великолепным был сам театр, потрясающе выглядела сцена с декорациями, воздушными, объемными расцвеченными всеми цветами радуги. Особенными были голубые пастельные тона. И танцоры были великолепны. Они летали в пространстве сцены так легко, будто их подвешивали на невидимых тросах. Первое впечатление было столь завораживающим, что компания просто потеряла дар речи. Голубые занавеси, голубые трико создавали впечатление голубизны самого воздуха. Но без бинокля трудно было разглядеть лица танцоров. Какие поддержки, как нежно мужчины поднимают… и тут наступило прозрение. Стало понятно, в чем фишка этой премьеры. Мужчины поднимали мужчин. Весь кордебалет, все примы, все роли, все лебеди – мужчины. Прекрасные тела летали в прекрасных руках, в цвете голубых занавесей в голубое небо.

Компания замерла в ожидании первой реакции Роланда, и она прозвучала:

– Борис! Как вас там не хватает.

Все выкатились в коридор в припадке безудержного хохота. Только Борис с Арлет остались внутри, пытаясь придать ситуации цивилизованный вид.

– Вы же взрослые люди!

Компания попыталась вернуться на балкон, но Клифф с Роландом, лишь посмотрев друг на друга, тут же выскакивали обратно, не в силах удержаться от сотрясающего их смеха. В конце концов, Залесский провозгласил:

– Красиво тут, правда? Ну а дальше будет все то же самое!

И они вернулись в ресторан.

В Нью-Йоркском офисе, в кабинете Залесского собрались все менеджеры отдела продаж. За длинным столом сидели девять женщин и Джефф. Перед ними в центре стола лежал предмет, который имел два названия – «чемодан» и «крокодил».

– Называйте как хотите, мне нужно не название, мне нужно ваше мнение об этой штуковине.

Дамы попеременно примеряли клип на свои прически, переговаривались, смотрелись в зеркало. Но, кроме сомнений, никакого ясного впечатления у них не возникло.

– Сомнения, – рефреном пронеслось над столом.

– Мы сомневаемся в успехе реализации больших партий, – подытожил Джефф.

Борис поблагодарил специалистов и отпустил. Он посидел какое-то время, постукивая по полированной столешнице пластмассовым крокодильчиком – так его и стали впоследствии называть. Выдвинул из-под стола коробку с сотней этих изделий – ровно столько он попросил Маццу отправить к нему в Нью-Йорк в качестве образцов – и вызвал к себе двух девушек, Таню Романовскую и Йованну Веселин. Ему сообщили, что они только что вышли пообедать и что как только они вернутся, им тут же сообщат, что он их вызывает.

Большинство служащих обедали в офисе в собственной столовой. Если они выходили в город, значит, на то была причина. Он слышал, что у Тани появился бойфренд и, видимо, ее пригласили пообедать в близлежащем ресторане. Йованну она позвала для храбрости, которой у югославки было не занимать. Борис гордился тем, что нередко принимал непосредственное участие в кадровой политике. Он мог встретить человека на улице, в кафе, в метро, разговориться с ним и пригласить на работу. За редким исключением, выбор был беспроигрышным. Так он нашел в маленькой забегаловке-кебабной Сэмюэля. Так в такси он познакомился с этой парочкой девчонок. Таня – из Москвы, Йованна – из Белграда. Обе сбежали в Америку в поисках лучшей доли. Он на всю жизнь запомнил условие, которое тогда, давно, в Мюнхене, поставил ему Клифф Грин: «Если через месяц я не повышу вам жалованье, то вы можете считать себя уволенным».

Борис давал год. Девушки проявили себя превосходно, но по-разному. Если Татьяна была кропотливой, серой мышкой, симпатичной блондиночкой, худенькой, даже несколько анемичной, то Йованна, жгучая брюнетка, красавица с телом гимнастки, была настоящий огонь. Вокруг нее все крутилось и кипело, она работала, не думая о времени, не жалея себя, могла задержаться в офисе допоздна, если ей казалось, что она что-то не успела доделать.

С ней была связана и некая история, которая в первые дни ее появления в офисе, поставила Залесского в двусмысленное положение. Женский коллектив имеет свои особенности, это мягко говоря, и появление двух юных созданий, которых привел неизвестно откуда сам босс, вызвало шквал пересудов. До Бориса доносилось это бурление умов. Йованна была, конечно, необыкновенно хороша и, видимо пытаясь по-своему отблагодарить его за такую невероятную удачу, она всячески старалась проявить к нему внимание. И он должен был себе признаться, что находился под сильным влиянием обаяния юной красавицы. Но, как говорится, бог миловал, и всерьез она его не зацепила. Хуже было то, что весь бабский коллектив ждал от него подвигов, и, обманув их ожидания, он рисковал потерей части своего авторитета. Но, слава богу, в эту девочку влюбился Джефф, и у них закрутился такой роман, что ее рвение поработать, допоздна оставаясь в офисе, можно было трактовать и по-иному. Вообще, наличие на фирме большого количества дам, среди которых было немало весьма привлекательных, создавало порой некоторое напряжение, но он поставил для себя законом не позволять никаких намеков на флирт на работе. Однажды к нему в гости заехал Рони Фостер, большой любитель завести романчик, благо прекрасных дев через его корты прошло немало. Когда он увидел такой впечатляющий, многоликий цветник, то, хитро прищурившись, спросил: