Смерть расписывается кровью - Алексей Макеев

– Черный «Форд Галлопер», – с гордостью отозвался Марадона. – Перед подъездом стоит.

Крячко мечтательно прикрыл глаза: превосходная машина! Нет, нехило живут столичные братки… А приготовленный Хаданской кофе попить и съесть хоть бутерброд, похоже, так и не удастся. Может, оно и к лучшему, памятуя о вчерашнем гуляше с вермишелью.

– Вот на нем и поедем. Да, прямо сейчас. Время дорого. И так боюсь, что опоздали. Станислав, ты за рулем. Прощаемся с очаровательной Маргошей и по коням, шашки наголо! – скомандовал Гуров.

Нет, они не опоздали.

Лев Гуров еще раз бросил осторожный, как бы равнодушный взгляд на двоих людей по ту сторону стола. Становилось ясно: на этот раз – никакой ошибки. Его импровизация оказалась верной. Еще несколько слов, и можно раскрываться. Тогда, скорее всего, схватки не избежать. Не дадут они себя тихо и спокойно сцапать. Расклад такой, что непременно захотят подергаться. Численный перевес у противника, и играет противник на своем поле.

Сейчас в тесноватой подсобке книжного магазина на Грузинском Валу находилось восемь человек. Пятеро за столом, по разные стороны, как и положено при переговорах. Гуров и Крячко, между ними Марадона. Напротив высокий мужчина средних лет с короткой стрижкой, одетый в отлично сшитый темно-серый костюм. Глаза под цвет костюма, холодные и презрительные. Лицо, как у манекена или робота, не выражает ничего. Лишь на секунду на нем мелькнула тень досады: когда Марадона продемонстрировал клочок старой желтоватой бумаги, исписанный характерным почерком Лермонтова. Половинку письма, которую вручил ему Гуров.

Да, не соврал Ивченко, по-русски мужчина в сером костюме изъяснялся правильно, акцент был почти незаметен. Но предпочитал молчать и слушать, за все эти полчаса тремя фразами ограничился. Говорил в основном второй, сидящий рядом с Лордом. Тоже отлично одетый, чисто выбритый, с таким же презрительным взглядом широко расставленных карих глаз. Но проступали в его внешности, манере поведения и разговора какие-то черты, которые подсказывали: это вполне отечественный фрукт. С известного деревца, которое за колючей проволокой произрастает. Надо понимать, вторая фигура в здешней фирмочке. Упомянутый Марадоной Паша Бульдозер. Валуев. Что характерно, – как только Марадона с двумя сопровождающими – Львом и Станиславом – вошел в подсобку, Бульдозер засунул руку в правый карман своего спортивного пиджака и больше ее оттуда не доставал. Дурной это тон – таскать ствол в кармане. Неужели на кобуру денег жалко?.. Лорд вряд ли вооружен. Ему не по чину. Такие предпочитают, чтобы стрелял и, соответственно, подставлялся под ответные выстрелы кто-то другой.

Ну а кто другой? Кто еще присутствует? Трое мордоворотов, похожих друг на друга, как две капли воды. Двое стоят у задней стенки подсобки, за спинами Лорда и Бульдозера, третий как-то незаметно сместился к двери. На классическую «коробочку» не слишком похоже, не учили блатную пехоту таким тонкостям, но если насядут все разом, то мало не покажется. Интересно, стволы у всех троих имеются? Физиономии тупо-напряженные, ждут команды хозяев, точно сторожевые псы. Во взглядах, которые они изредка бросали на Лорда, читалось восхищение, смешанное с опаской. Сразу становилось ясно, кто тут главный! Три пехотинца, «бычки». Пока что они в этой сцене статисты. Кстати, Лорд с Бульдозером такими же «бычками» и статистами считают Гурова и Крячко. Ничего. В самое ближайшее время им предстоит столкнуться с неожиданным и неприятным сюрпризом.

Итак, трое против пятерых. Хорошо еще, что подсобка тесновата, заставлена какими-то ящиками, коробками… Бой на ограниченном пространстве – это настоящее искусство. Такой бой стремителен и скоротечен, он требует специфических навыков и умения быстро соображать. В таком бою численный перевес, даже двукратный, не имеет решающего значения. Сыщиков ему учили, а братков – нет. Лишняя гирька на чашу весов.

Ивченко оказался не только превосходным рассказчиком, но и неплохим актером! Прямо хоть к Марии в театр пристраивай, когда из зоны выйдет. Сцену «конкретная предъява за письмо» он разыграл, как по нотам. Ему поверили, и разговор пошел откровенный. Марадоне даже в образ входить не было надобности: он говорил то, что думал. Цедил через губу высокопробную феню, презрительно сощурив глаза и подчеркнуто обращаясь только к Бульдозеру. Лорда, невозмутимого и молчаливого, Ивченко как бы и не замечал. Сейчас толковище близилось к завершению. Напряжение зашкаливало, становилось критическим. Пора сбрасывать маски, выкладывать карты на стол. Сейчас, еще несколько минут, несколько реплик…

– …на кой леший?! Зачем вы пацаненка глупого замочили? – наседал Ивченко. – Добром разобраться нельзя было? Что за манера, Бульдозер, кровушку, как воду, лить, раньше ты таким не был. Письмо мое, у меня его Аркашка свистнул, но я бы его мочить не стал. Это, Паша, беспределом называется. Не по понятиям это! И на чужой кусок пасть разевать тоже не по понятиям, так ведь зубы обломать можно.

Паша Бульдозер недовольно засопел. Гуров ясно видел, что упоминание о смерти Арзамасцева ему явно неприятно, точно он признавал некоторую правоту Марадоны. За эти полчаса Гуров попытался вчерне набросать для себя психологический портрет Бульдозера. Похоже, что «второй человек на Грузинском Валу» был далеко не прост, и подчинялся он кому бы то ни было лишь в том случае, когда полагал это выгодным для себя. Мало того, Гуров заметил, что пару раз Бульдозер бросал на своего шефа весьма неприязненные взгляды.

– Чего вы добиваетесь, Марадона? – неожиданно спросил Лорд. Голос его звучал ровно и холодно. – Чего вы конкретно хотите? Если, как это у вас говорят, мораль читать, так вы не по адресу. Обойдемся без ваших проповедей.

– То есть как чего?! – взвился Ивченко, даже руками всплеснул. – Справедливости я добиваюсь! Мы о чем договаривались, Лорд? Что мое – то мое, а что твое – то твое. Или опять воевать начнем? Оно тебе нужно? Кому письмо первому досталось?! Мне. Вот и отдавай недостающую половину. Я даже заплатить согласен. Десять… ладно, двадцать штук баксов.

– Какая щедрость, – без тени улыбки откликнулся Лорд. – У вас, русских, есть хорошая пословица. Что-то вроде: упавшая с повозки вещь больше мне не принадлежит.

– Что с воза упало, то пропало, – счел нужным пояснить мысль шефа Бульдозер. – Не надо было хавалкой щелкать, Марадона. А сейчас, извини-подвинься, – крести козыри. Наши козыри, понял? Пацаненка пожалел? Следил бы, как положено, за письмом, глядишь, и пацаненок бы жив остался.

– Именно! – кивнул Лорд. – Поэтому я выступаю с контрпредложением. Это я вам плачу отступные. Причем вдвое больше, чем предлагали вы. Сорок тысяч баксов. Прямо сейчас, немедленно. Но вы немедленно отдаете мне свой фрагмент. Это не обсуждается. Вы глупец, Марадона. И всегда были глупцом. Вы показали мне фрагмент, теперь я знаю, что он у вас. Вы сказали, где взяли фрагмент. Значит, Аркадий оставил его у любовницы… А мы-то думали… Впрочем, это неважно и вас не касается. Не очень понимаю, на что вы рассчитывали. Да и не хочу понимать.

«Еще одна непонятка, – озадаченно подумал Гуров. – Я специально сказал Марадоне, чтобы он упомянул о Маргарите, о том, что нашел ее и отобрал кусок письма, оставленный Арзамасцевым! А из оговорки Лорда следует: они полагали, что фрагмент совсем в другом месте! У кого-то другого! И Хаданскую они вовсе не искали. То-то Лорд и Бульдозер выпялились на продемонстрированный им фрагмент, как два папуаса на белого медведя… Ладно, сделаем себе мысленную зарубочку на будущее. Сейчас не до непоняток. Того и гляди, начнется. Нельзя им инициативу отдавать!»