Стрекоза второго шанса - Дмитрий Емец

Надя не выдержала. Чудом выведанный секрет жег ей грудь.

– Родиона знаешь? Важный такой был, строил из себя! Здороваешься, а он тебя не замечает! А теперь вот из ШНыра умотал! А стрекозу Кавалерия отнесла в шныровский сейф!

Куколка Жомочка смотрела выпуклыми, неподвижными глазами. Наде казалось, что она возмущается с ней вместе. Не просто возмущается. Подзадоривает. Говорит, что раз и навсегда надо поставить точку и на ШНыре, и на Суповне, и на бесконечной посуде.

– Я уйду! – всхлипнула Надя. – Точно уйду! Достало все!

Она домыла выварку, тщательно отжала весь свой инструмент, состоявший из двух губок и тряпки, и села плакать к окошку. Ей нравилось, когда слезы падают в герань. Вроде как и дело полезное делаешь: цветы поливаешь.

* * *

Возможно, под влиянием Яры, или, возможно, потому, что в ней самой что-то откликалось этому, Рина полюбила ходить в Зеленый Лабиринт. Окунуться посреди зимы в лето было наслаждением. Лечь на теплую землю на стыке двух миров, повернуться лицом к облакам и тут же, не вставая, зачерпнуть горстью снег. Обычно она брала с собой Сашку, а Сашка захватывал саперку. Созерцать красоту и ничего не делать он долго не мог. Ему обязательно надо было что-то рыхлить, пилить, сгребать ветки. Нередко Сашка прерывался, чтобы погоняться за Риной, пытавшейся спрятаться от него в сплетениях акации, лавра, самшита, розы и можжевельника, или поразмахивать саперкой, представляя, что поражает отточенным краем берсерков. Но это уже издержки интеллекта, который в определенном возрасте всегда переливается через край. В любом случае, Сашка был трудовым обоснованием пребывания Рины в Лабиринте.

Однако в тот день Рина была без Сашки, которого вместе с Даней и Кириллом мобилизовали перевешивать двери. Наряду с ремонтом котла и перекрашиванием чего попало в какой угодно цвет, перевешивание дверей было одним из любимейших занятий Кузепыча. Ему казалось, что, если правильно перевесить все двери и все тщательно покрасить, в школе будет уютно и без ремонта. Хотя не Кузепыч, в конце концов, виноват, что у ШНыра нет денег. А где их брать? Продавать закладки? Или открыть аттракцион «Полетай на Пегасе»? Единственное, что шныры себе изредка позволяли, – это сдавать напрокат писателям ослика Фантома, да и то осторожно, без явного одобрения Кавалерии. Знали об этом, правда, немногие. Обычно Фантома отводили Вовчик с Оксой, но как-то и Рина из любопытства увязалась с ними. В Копытово они свернули не к площади, а в противоположную сторону, где Рина прежде никогда не бывала. Ослик Фантом, покрытый теплой попоной, цокал копытами по асфальту.

– Вот тут он и живет! Специально переехал! – неожиданно сказала Окса и без всякого смущения повела ослика в открытую дверь подъезда.

Фантом бодро затрюхал по ступенькам. Рина все ждала, что сейчас кто-нибудь выглянет и даст им по мозгам за то, что завели осла в подъезд. Но никто не выглянул. Они поднялись на третий этаж и позвонили в самую обычную дверь. Им открыли. Рина ожидала увидеть классика, но в четырехэтажке рядом с бывшим иголочным заводом классики, как видно, не водились. В теплой зевотной квартирке сидел унылый человек с компьютером и перерабатывал кофе в литературное творчество. Смотрел равнодушно, вяло. Будоражущую остроту качества давно заменил количеством. Порой он прорывался в прохладную заводь хорошей прозы, однако едва успевал проплыть несколько метров. Воздух заканчивался, мозг забуксовывал, наполнялся пустеющей чернотой, и он вновь торопливо выныривал на теплый, пованивающий сытным болотцем воздух беллетристики. Увидев Фантома, писатель оживился, вскрикнул и бросился его обнимать. Рина не верила своим глазам. Она знала, что бывает, если Фантома и случайно заденешь, а тут обнимать да еще лицом зарываться в шерсть!

Вовчик с Настей как свои в доме люди отправились на кухню потрошить холодильник. Вели они себя как настоящие мародеры: холодные, покрытые белым жирком котлеты уволокли вместе с кастрюлей, а банку с вареньем – вместе с торчащей в ней ложкой.

Рина жадно смотрела на писателя. Ослик Фантом меланхолично жевал морковку, напоминая кролика-переростка, а дядечка все вжимался лбом в его теплый, облезающий шерстью бок под попоной. Потом оттолкнул Рину и помчался в комнату к компьютеру. Рина видела, как он жадно печатает, отталкивает клавиатуру, резко вскакивает, бегает и снова печатает. Где-то в большой его голове со смешным хохолком волос со сладким и болезненным зудом рождался роман…

И вот сейчас Рина шла по Зеленому Лабиринту в одиночестве, с удовольствием опираясь ладонями о пружинящий, норовисто-упрямый самшит. Насекомые путались в волосах. В куртку врезался тяжелый шмель, отскочил, как теннисный мяч, и с недовольным жужжанием обогнув голову, куда-то унесся. Встречались здесь и золотые пчелы – чьи именно, Рина не знала. Собственной ее пчелы среди них скорее всего не было, потому что ни одна пчела на Рину внимания не обратила. Она все шла и шла, повторяя знакомые изгибы. Ближе к центру лабиринта больше становилось бабочек, привлеченных главной закладкой. Изредка то одна, то другая бабочка отрывалась от общего многоцветного мельтешения и отчаянно ныряла в снега. Рина провожала ее взглядом, не зная, вернется бабочка назад или так и сгинет, отчаявшись найти где-то еще лето.

Толкнувшись в последний изгиб лабиринта, Рина вышла на открытое место. Сквозь обвитую колючим шиповником арку на нее смотрел фонтан. Выщербленный камень дышал теплом. По его резным бокам медленно сочилась вода. Рина остановилась, зная, что ближе двух метров фонтан ее все равно не подпустит. Чего она ни делала, чтобы оказаться с ним рядом! И бежала ему навстречу со всех ног, и резко прыгала, делая вид, что отворачивается, и слова какие-то находила, и убеждала его, как убеждают упрямца, и что-то обещала – фонтан не подпускал, и все тут. К ее удивлению, Влад Ганич, когда-то увязавшийся за Сашкой, сумел подойти к фонтану сантиметров на шестьдесят ближе, чем она. И без всякого дополнительного усилия со своей стороны. Даже выражение лица у Влада при этом не изменилось – осталось таким же чистоплюйским. Он больше переживал, что колючки шиповника обдерут ему рукав костюма.

Рина дико смотрела на Влада. Ганич всегда казался ей дико противным. Не человек, а какая-то ошибка золотой пчелы, а тут вдруг каменный фонтан его подпускает чуть ли не на вытянутую руку!

У каменного фонтана время текло непредсказуемо. Даже часы, и те давали сбои. Невозможно было поймать алгоритм. Иногда пять минут растягивались в целую вечность, а иногда три часа могли проскочить как одна секунда. Вот и сегодня Рина не знала, сколько времени она провела перед главной шныровской закладкой, но, когда обернулась, увидела Кавалерию.

– Ой! Простите! – воскликнула Рина.

Кавалерия мотнула головой, показывая, что прощать некого и не за что.

– Я долго тут стояла, – сказала она каким-то особым согретым голосом. – Со спины ты немного похожа на… хотя совсем, конечно, не похожа. И рост другой, и волосы. Но я все равно думала: вдруг ты обернешься, и…

Рина что-то пробормотала, испытывая страшное неудобство. Сходное чувство она всегда испытывала, когда ее пускали в душу, а она стояла у порога и, стесняясь войти, многократно вытирала ноги о коврик.