Вычеркнутый из жизни - Арчибальд Кронин

— Уверяю вас, — слегка удивленно, но вполне спокойно заметил Грэхем, — насколько мне известно…

Спротт засмеялся негромко и все-таки громче, чем ему хотелось.

— Разве минуту назад вы не судачили обо мне вместе с вашими партнерами? Старого воробья на мякине не проведешь. — Спротт знал, что говорит лишнее, но что-то не позволяло ему остановиться. — Я недаром все эти годы упражнялся в логических умозаключениях.

Он умолк, взял в руки чашку и отпил чаю.

— Видите ли, Грэхем, человек не может достигнуть того положения, которого достиг я, без того, чтоб у его дверей не теснилась толпа клеветников, выжидая случая крикнуть: «Волк!», и достаточно какого-нибудь недоумка, вроде Джорджа Берли, чтобы подать им знак. Разве я не прав?

— Я видел только краткий отчет в «Курьере», — медленно проговорил Грэхем, — и не придал ему значения.

— Это же просто наглая и беззастенчивая погоня за рекламой. Никто понятия не имел о том, что произойдет, покуда не поднялся Берли. Министр был в ярости. В этот же вечер у одного из Данкастеров состоялся раут. Жена Берли была там и заявила во всеуслышание: «Я всегда знала, что Джордж дурак. Но думала, что у него достанет ума не разрывать эту навозную кучу. В жизни не слыхивала о таком идиотизме! Говорят, что его кандидатуру не выставят на выборах».

Молчание. Грэхем по-прежнему смотрит в пол. Наконец он сказал:

— Возможно, что Берли действовал из наилучших побуждений. Так или иначе, но, думаете, лучше быть дураком, чем мошенником? — Он взглянул на часы. — Прошу прощения, я должен идти. — Он поднялся и с учтивым поклоном направился к двери.

Спротт, с потемневшим лицом, налил себе еще чашку чаю, но ощутил только вкус горечи во рту. Разговор не принес ему удовлетворения, а в поспешном уходе Грэхема он усмотрел лишь новое оскорбление. Лицо его стало жестким, гнев и возмущение обуяли его. Но разве в прошлом он не справлялся с куда большими трудностями, не подавлял в самом зачатке и более злые умыслы?

При воспоминании о своих триумфах он инстинктивно расправил плечи, нижняя губа выпятилась, нечто от его «судейского» обличья проступило в нем. Как досадно, что на мгновение им овладела слабость. Неужели его огонь угасает? Может ли быть, что он спасует теперь, уже на пороге парламента, когда до величия рукой подать… Нет, тысячу раз нет.

Преисполненный решимости и твердости, он вышел из клуба. Швейцар, распахнувший перед ним дверь, добродушно пробормотал что-то насчет погоды. Спротт с нарочитой невежливостью ничего ему не ответил. Он сел в такси и коротко приказал шоферу везти себя в Гров-Квэдрант.

Он отпер дверь и удивился: жена быстрым шагом шла ему навстречу через холл. Она его поцеловала, помогла ему снять пальто.

— Мэтью, дорогой мой, в библиотеке тебя дожидается какой-то молодой человек. Не поговоришь ли ты с ним до обеда?

Он поднял брови. Злой укор уже вертелся у него на языке. Позволить кому бы то ни было вторгнуться в его дом — значило нарушить запрет. Но он обожал жену и потому смолчал. Только склонил голову и прошел в библиотеку.

Она была очень хороша, эта библиотека, с пушистым ковром кремового цвета, множеством книг и прекрасными гравюрами на стенах. Недвижный, как изваяние, Пол дожидался там уже более десяти минут. Жена сэра Мэтью, красивая женщина лет сорока, несколько бледная и хрупкая, в мягком сером платье, сама провела его сюда. Он понял, что она принимает его за кого-то из подчиненных своего мужа.

— Надеюсь, вы не принесли еще работы для сэра Мэтью, — проговорила она со своей тихой улыбкой.

Затем предложила ему рюмку ликера и печенье, а когда он отказался, снова улыбнулась и вышла из комнаты.

В библиотеке было очень уютно. Минуту спустя наверху раздались звуки рояля. Кто-то играл седьмой прелюд Шопена, медленно, с ошибками. Это, безусловно, не была игра взрослого человека. Вскоре до его слуха донесся смех и ребячьи голоса. Музыка жестоко бередила душу Пола. Он думал о хозяине этого прекрасного дома, о его прелестной жене и смеющихся дочерях. И о другом — брошенном в сырой каменный мешок. Полу становилось невмоготу сидеть и ждать. Но вот подъехала машина. Он знал, что это Спротт, и сел еще прямее. Он готов встретиться с ним лицом к лицу. Парадная дверь отворилась и снова захлопнулась. В холле раздались голоса. Через минуту приоткрылась дверь библиотеки.

Пол сидел не шевелясь, когда вошел сэр Мэтью. Взглянул на вошедшего, но не сказал ни слова. Секунду-другую царила мертвая тишина. Спротт надулся, точно индюк.

— Как объяснить ваше вторжений? — Он был вне себя от гнева. Но не только гнев, что-то еще промелькнуло в его глазах. Пол сразу понял, что Спротт узнал его. — Вы не имели права приходить сюда. Здесь мой дом, а не моя канцелярия.

Это замечание все раскрыло Полу. «Этот человек не имеет права требовать обвинительных приговоров», — подумал он.

Кристальная ясность воцарилась в его мыслях. И он медленно проговорил:

— Вопрос, который так долго ждал разрешения, не может не стать неотложным.

Вены набухли на лбу того, кому он это сказал. Спротт не пытался приблизиться к Полу и продолжал стоять в дверях. Но вот он облекся в обычное свое достоинство, как актер, вошел в давно заученную роль.

— Не стану отрицать, что еще несколько месяцев назад меня поставили в известность о том, что вы существуете и чем занимаетесь в этом городе. Вы — сын человека, отбывающего пожизненное заключение, и вы прилагаете все усилия, чтобы навести тень на дело, слушавшееся пятнадцать лет назад.

— Это дело до конца не выяснено, — возразил Пол. — Теперь выявлены новые обстоятельства, и они должны быть рассмотрены.

На мгновение гнев с такой силою овладел сэром Мэтью, что оттеснил шевельнувшееся было сомнение.

— Не сходите с ума, — сказал он. — Через пятнадцать лет это было бы противозаконно. Вы своим чертовым приставанием добились того, что петиция о пересмотре была передана министру внутренних дел и он ответил на нее категорическим отказом.

— Но у вас нет права отказывать, — возразил Пол. — Вы были обвинителем в этом деле. Ваша прямая обязанность проследить, чтобы справедливость была восстановлена. Вы сами сочли бы необходимым принять известные меры, если были бы убеждены в невиновности моего отца.

— Но я в ней отнюдь не убежден! — почти прокричал Спротт.

— Если вы выслушаете новые данные — вы убедитесь. Самое малое, что вы обязаны сделать, это подвергнуть официальному разбору новые факты.

Ярость, душившая Спротта, перехватила ему горло. Лицо его налилось кровью. Но усилием воли он овладел собой. И заговорил убийственно холодным тоном.

— Я действительно должен просить вас уйти. Вы сами не понимаете, о чем хлопочете… Существуют определенные технические трудности, нелегко привести в действие сложную машину закона, да и последствия тут могут быть самые неожиданные. Вы, как малый ребенок, хотите разрушить огромное здание только потому, что вам померещилось, будто в фундаменте плохо положен один кирпич.