Предисловие к книге "Матрица жизни на земле" - Эрнст Мулдашев

Короче говоря, этот жадный дурак приперся к этой прекрасной и темпераментной женщине без… шоколадки (за 34 копейки!), и… у него, не говоря уж о предполагаемых восьми минутах, не получилось ни одной секунды, а образ «тряпки» прочно въехал в голову.

Прекрасная и темпераментная женщина в сердцах сплюнула (не из-за шоколадки за 34 копейки!), да и выставила этого жадного дурака за дверь. А сделала она это не из-за того, что ей очень уж хотелось съесть эту шоколадку (за 34 копейки!), а из-за того, что ей надоело бороться с Чужим Богом в его душе, который вместо слова «любить» заставлял использовать слово «считать».

Она, эта прекрасная и темпераментная женщина, вряд ли понимала то, что два наших ангельских тела только и жаждут Любви от недостатка которой они соскучились внутри угрюмого материального тела… с «руками и ногами». Им, этим ангельским телам внутри нас, наверное, так хочется, так хочется возвратиться в первоначальное ангельское состояние, когда ты можешь летать, обуреваемый любовью, и даже в полете гнаться за своей возлюбленной, а не сидеть внутри этого материального тела «с руками и ногами», выполняя функции двух банальных фантомов, которые призваны регулировать работу воды и физических тканей в организме человека, того человека, который (с дурости!) совсем не заботится о двух ангелах в себе, давая им возможность хоть чуть-чуть окунуться в великолепие Любви и подпитаться этой прекрасной энергией, чтобы человек не направлял (с дурости!) весь свой любовный потенциал, заложенный в нем Богом, в сторону тупого пересчитывания… никому ненужных… денег, дьявольский элемент которых будоражит душу и не отпускает в сторону Истинного Бога, заставляя считать, считать… копить, копить… во имя того… чтобы твой половой член… опустил сам Бог.

— Шеф! Докладываю, что гущу всю загрузили в «поганую машину». Олега-сантехника теперь нет нужды подвязывать — дыры в трубах и так видать. Просто веревки, привязанные к дырам, лежат на остатках гущи, — раздался голос завхоза.

— На каких таких остатках? — насупился я. — Вы что, не всё… убрали?

— Шеф! Все дерьмо полностью убрать очень трудно. Скребли, ведь, его, дерьмо-то, совковыми лопатами, но все равно оно размазанным по полу осталось. Да и пол-то бетонный, шероховатый, Дерьмо в каждую неровность как родное вбирается; ведь не паркет же в подвале постелен, так сказать… дерьмоемкость этого пола очень велика.

— М-да.

— Но ты, шеф, не беспокойся — через пару дней дерьмо подсохнет, и даже видать не будет, что оно там есть, — бетонный пол даже глаже станет за счет заполнения неровностей дерьмом.

— М-да.

— Шеф! А чо ты больно уж за чистоту бьешься?! Нет чистоты в жизни, шеф, нет! Все в этой жизни, шеф, с дерьмом перемешано с вонючим дерьмом. Потому что нюхать его надо людям, шеф, постоянно нюхать, чтобы они, люди-то, запах дерьма всегда помнили, чтобы самим дерьмом не стать. Я даже, может быть, считаю, что запах дерьмеца-то всегда должен присутствовать в низовых уровнях…

— Каких таких низовых уровнях? — вытаращил глаза я.

— Ну… в подвале, например, шеф, — пояснил завхоз.

— Это и есть… низовой уровень, что ли?

— Ну да! А с чего именно туда народ ходит опорожняться?

— Как понять — опорожняться?

— Опорожниться — значит освободиться.

— От чего?

— От дерьма, шеф, от чего же еще!

— То есть, это?.. — замялся я.

— Ты правильно меня понял, шеф! Не зря я всем сантехникам говорю, что ты у нас — умный мужик, — подтвердил завхоз.

— А почему именно в низовых уровнях приятно… опорожняться, а не в… верхних?

— Ну, в верхних-то уровнях… — засмущался завхоз.

— А что это такое — верхние уровни? — спросил я.

— Это, например, твой кабинет, шеф, — завхоз отвел глаза.

— А-а.

— Так вот, в верхних слоях, — продолжал завхоз, — опорожняться неудобно как-то, чувство стыда преследует за то, что ты дерьмо наружу выплескиваешь там, где ему, дерьму-то, не положено быть. Чем ниже уровень, шеф, тем легче там дерьмо оставить, то есть нагадить.

— М-да.

— Добавлю еще, шеф, что в низовых уровнях гадить большим удовольствием считается.

— Почему это так?

— Любой человек всегда нагадить хочет, шеф. Природа его создала таким. Каждый день он гадить должен.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я. — Не только то, о чем ты думаешь, шеф. Каждый человек подгадить другому хочет — это закон природы, — авторитетно заявил завхоз.

— Ну уж не совсем так.

— Нет, шеф, это так! Точно говорю.

— М-да.

— Но каждый человек рисуется, благородного из себя корчит, особенно когда галстук на шею повяжет. Делает вид, что у него дерьма нет и быть не может. А дерьмо-то оно есть, оно ежедневного выхода требует.

— М-да, — промычал я задумчиво.

— Короче говоря, дерьмо из человека должно выходить ежедневно. Но весь вопрос в том, шеф, — куда оно, дерьмо-то, упадет.

— И… куда? — насторожился я.

— Если дерьмо, шеф, упадет туда, куда и положено ему, дерьму, падать… в унитаз, например, вместе с туалетной бумагой… то скука охватывает человека… — продолжал рассуждать завхоз.

— Это еще почему?

— Да потому, что каждый человек хочет не только через задний проход нагадить, но и через…

— Передний, что ли?! — ужаснулся я.

— Да нет, шеф! Передний проход работает тогда, когда человек перепьет, например. Передний проход от безысходности гадит вокруг, шеф, винегретом преимущественно. Им, этим винегретом, я считаю, закусывать нельзя вообще — сразу передний проход активизируется.

— А-а, — с облегчением вздохнул я.

— Человеку, шеф, скучно гадить туда, куда положено. Ведь оно, Дерьмо-то, свои мозги имеет.

— Что это за мозги такие? — удивился я.

— Дерьмовые. Дерьмо своим разумом влияет на человека и подталкивает его к тому, чтобы оно, дерьмо, не просто уплывало в канализационную трубу, а хоть недолго, но полежало бы на обозрении, чтобы и его, дерьмо, уважали. Покрасоваться, может, хочет оно, дерьмо-то.

— А-а. Поэтому, шеф, люди и ходят в подвал, чтобы след свой там оставить. Им, людям-то, вроде бы удобнее в туалет пойти, сесть на чистый унитаз, оторвать метра три хорошей (толстой!) туалетной бумаги, взять газетку, закурить втихаря и гадить на здоровье. Так нет же! Их, людей-то, тянет в подвал пойти, чтобы там, в полутьме оставить свой след, чтобы он, след этот, своим видом и запахом напоминал другим людям, что здесь был он — Человек! Каждый человек хочет свой след на Земле оставить! — важно резюмировал завхоз.

— Да уж.