Кто остался под холмом - Елена Михалкова

Старуха выразительно пожала плечами.

– Не имею ни малейшего представления.

– Вы живете здесь по меньшей мере тридцать лет!

– И все эти годы он то появлялся, то исчезал, однако я знаю о нем не больше вашего. Видите ли, при каждом городке есть свой Воркуша. Его существование никого не удивляет и в равной мере никого не интересует. Он безобиден, незаметен, от него бывает толк… У меня он, случалось, клянчил деньги, когда ему требовалось срочно похмелиться. Я никогда не отказывала, поскольку терпима к порокам ближних.

Кира выразительно хмыкнула.

– …однако Воркуша этим не злоупотреблял. Он, конечно, пропойца, но из щепетильных. И, между прочим, у меня сложилось впечатление, уж не помню почему, что он неплохо образован.

– В общем, человек не совсем простой, но на первый взгляд совершенно безвредный, – подытожила Кира.

– Или кажется таким. Он сторожит вашу лодку?

– В обмен на небольшую оплату и разрешение использовать ее.

– Зачем?

– Он уходит рыбачить каждый год выше по течению, где богатые уловом заводи. Через неделю как раз должен уплыть.

Шишигина помолчала.

– О чем думаете, Вера Павловна? – спросила Кира.

– Размышляю, не на берегу ли пропали двое детей.

Прошел еще день. Илья временно поменялся с Кирой телефонами, попросив научить его пользоваться камерой. Кира заверяла, что способна фотографировать Олесю и сама, но сторож настаивал, и она уступила.

У них не было никаких зацепок. Олеся, привыкшая рассказывать Кире о событиях прошедшего дня, с удовольствием изображала в лицах тех, с кем встречалась. Интуитивно она уловила, что учительнице нравится, когда она излагает все в подробностях, и стала запоминать своих собеседников. Священник при встрече угостил ее баранками и звал заходить почаще. Злобная бабка на улице хотела наускать собаку, но та, учуяв баранки, поклялась девочке в верности. Продавщица расспрашивала, когда вернется мать. Какая-то мелкая вредина отказалась пускать ее на горку.

«Священник, священник, – повторяла мысленно Кира. – Неужели он? Боже мой, только не это».

Маленький кроткий отец Георгий, всегда добрый к детям и, по мнению прихожан, слишком многое им позволявший. В притворе по его распоряжению поставили разноцветные скамейки для малышни и крошечный столик, с которого любой мог взять фломастеры и раскраску (Кира, зашедшая однажды в церковь погреться во время январских морозов, обнаружила в пустом выстуженном помещении суровую старуху с усами, которая, скрючившись на скамье, самозабвенно раскрашивала бабочку). Как будто этого было мало, плотник смастерил для священника клетки, и тот установил их в церковном дворе, а внутри рассадил невесть откуда привезенных декоративных крольчат и морскую свинку. Крольчатам обрадованные дети таскали свежие одуванчики и клевер, а свинка, ко всеобщему восторгу, обнаружила уникальный певческий талант и мелодично высвистывала три ноты из песни «Василек, василек» в обмен на сельдерей. К холодам отец Георгий перетащил весь этот зоопарк к себе домой и беспрепятственно пускал детей, забегавших навестить питомцев.

«Вы можете годами жить рядом с серийным убийцей, не догадываясь, кто он такой».

У кого всегда полные карманы печенья и райских яблок?

«Многие из них стараются завоевать расположение детей и заводят с ними тесные знакомства».

Неужели и в самом деле интуиция, знание людей – ничто, когда имеешь дело с недочеловеком? Кира не хотела в это верить, иначе всему ее опыту грош цена.

Воркуша в эти два дня не появлялся. Вот кто изучил город и окрестности вдоль и поперек! Хватило бы у него сил расправиться со взрослой женщиной, если она сопротивлялась? Кира вспомнила вытащенную на берег лодку. Старый бродяга только выглядит хилым…

Про Воркушу тоже не хотелось думать плохое.

Ее не оставляло ощущение, будто возле девочки скользит тень, а она, Кира, вглядывается в людей, идущих вокруг нее, взявшись за руки, точно дети на хороводе вокруг елки, и силится понять, кому из них принадлежит серый силуэт. Кто-то рядом, совсем рядом с ребенком. Сияние золотого барашка привлекло его, как они и рассчитывали. Но где он? Отчего не выходит на свет?

«…зачастую отличаются находчивостью и незаурядной выдержкой…»

Отличаешься ты или нет, мысленно сказала Кира, но до августа тебе не дотерпеть.

Следующим утром за три часа дежурства Кира успела занести в список двух мам, чьи дети карабкались по турникам вместе с Олесей, и Анну Козарь. Почтальонша подходила к девочке дважды, причем второй раз изменила ради нее свой маршрут. «Только не Козарь», – с привычной уже тоской подумала Кира.

«А ты надеялась, это будет господин Павлюченко собственной персоной?»

К концу третьего часа возле Олеси, убежавшей играть к пруду за хлебозаводом, неожиданно для Киры возник Федя. Девочка поначалу отнеслась к нему настороженно, но десять минут спустя уже болтала как со старым знакомым.

«Этого еще не хватало».

Вместе они пробыли не больше получаса. Кидали камешки с берега, устроили запруду, выловили сачком не то рыбешку, не то лягушку. Один раз Кира напряглась: эти двое затеяли толкаться, и Федя чуть не уронил девочку в воду. Когда парень, прихрамывая, убежал, она выдохнула с облегчением.

«Сколько ему?»… Мысленно подсчитав возраст, Кира неприятно удивилась. Семнадцать. Ей отчего-то казалось, что Федя младше: не только из-за его отставания, но и потому, что он выглядел субтильнее ровесников.

Семнадцать лет – взрослый парень.

Дети старались держаться от Феди подальше. К нему прочно привязалась кличка «Дурик». Как-то раз один мелкий наглец, знающий, что от Дурика можно не опасаться получить сдачи, подбил дружков: они привязали к нему, как к собаке, консервных банок и провели по улице с криком: «Дефективного ведут!». Вмешательство Киры не потребовалось: узнав о случившемся, родители выпороли зачинщика и месяц не выпускали из дома. Кира догадывалась, что взрослые прибегли к жестокому наказанию не столько из-за сочувствия к дурачку, сколько из трепета перед Буслаевыми.

А ведь боятся Алексея Викентьевича, подумала она. Конечно, причина – в его особом положении, в дружбе с Завражным. Но было и еще кое-что.

Если бы существовал дом для слухов, то в подвале, за тяжелой железной дверью, запертой на десять замков, жили бы пересуды бледные, беззвучные, такие, что рождаются не из шепотков, а из взглядов и умолчания.

Превращению этих слухов из привидений дома в жильцов, пусть и таящихся под полом, косвенным образом поспособствовала сама Кира. Когда занятия с Федей были закончены, она прекратила все отношения с его матерью и отцом. Интуиция подсказывала, что их двери отныне для нее закрыты. Не осталось ни одной причины лицемерить. «Будьте осторожны, – предупреждала Шишигина, – с этого мерзавца станется выгнать вас из города. Думаете, он забыл, как вы пытались поднять шум? Мне кое о чем рассказывают… Он ничем не побрезгует».