Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова

В честь этой славной виктории префект Киевской академии Феофан Прокопович, блестящий оратор и не менее блестящий публицист, прочитал такую яркую панегирическую проповедь, что его выступление повлекло за собой приглашение этого церковного деятеля в Петербург. На долгие годы Прокопович стал главным теоретиком идеи верховенства монаршей воли как в светских, так и в духовных делах.

В Москве по поводу полтавской победы была организована триумфальная встреча. С городских стен и валов выпалили из всех орудий, в церквях затрезвонили во все колокола, и торжественный поезд прошел под арками, покрытыми красивыми аллегориями и своеобразными карикатурами, писанными красками и имеющими цель осмеять шведов. Стечение народа и черни было ужасное, все хотели увидеть победоносного царя.

Полтавская виктория позволила восстановить на польском троне Августа II и союз с Данией, закончить завоевание Ливонии и Карелии. Полтава сделала возможным браки царских родственников с отпрысками благородных европейских фамилий.

Возможно, о племянницах царя не стоило бы говорить в отдельной главе, если бы все три царевны после смерти дяди не сыграли такой большой роли в розыгрыше российской короны.

У Петра довольно долго не было своей семьи. После ссылки и пострижения первой жены он всерьез задумывался о женитьбы на Анне Монс. Но это желание еще не оформилось окончательно, и даже царь понимал, что после жестокого подавления стрелецкого бунта немедленный союз с немкой, лютеранкой, не укрепит его позиций. Поэтому на официальных мероприятиях вдова брата Прасковья, приветливая, ровная в обращении, во всем угодная царю, должна была исполнять обязанности царицы.

Как только перевес оказался на стороне Петра, Прасковья тут же взяла его сторону и прервала всякие отношения с его сводными сестрами. Однако подобострастие к Петру не мешало ей искать дружбы и в другом лагере: она на всякий случай обходилась ласково и с загнанным царевичем Алексеем, так что тот считал ее в числе своих сторонников. Невестка всегда обнаруживала безусловное верование в авторитет царя. Мудрено ли, что за это уважение, эту покорность, за почтение каждого изречения Петра он платил ей расположением, большим или меньшим участием к ее интересам, а главное — снисхождением к ее довольно крупным слабостям, которые не прощал, однако, своим теткам, сестрам и другим свойственницам.

К царице Прасковье он обязывал приезжать иностранцев и придворных, чтобы поздравить с победой русского оружия.

Она присутствовала на всех ассамблеях, держала открытый дом в Измайлове. Дворец был тесен и неудобен — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками на окнах. Единственным его украшением служили две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них — память о царе Федоре. Внутреннее убранство Измайловского дворца было проще, чем в других загородных дворцах и даже некоторых боярских и помещичьих домах. Нигде не виделось и следа роскоши.

Петр назначил царице Прасковье «известный оклад содержания деньгами и запасами», кроме того, она получала доход от своих вотчин, в которых находилось 2477 посадских и крестьянских дворов. Но денег всегда не хватало. Сообразно своему чину Прасковья содержала дворецкого, стольника, ключника, подключника, подьячих, стряпчих, конюхов, сторожей, истопников и всяких служителей. Женский царицын чин был, разумеется, еще многочисленнее. Удовлетворяя своему личному вкусу, усвоенному с детства, Прасковья превратила свой двор в «госпиталь уродов, юродов, ханжей и шалунов».

В отличие от неуступчивой Евдокии, Прасковья более терпимо относилась к нововведениям царя. В глазах царя она имела уже ту заслугу, что была близка его родной любимой сестре Наталье Алексеевне.

В ознаменование победы Шереметева над шведами в 1702 году царь приказал 300 представителям московской знати обоего пола явиться в Измайлово. То же было предписано иностранным послам, купцам и их женам, так что набралось до 500 человек. Каждому было предложено поднести царице Прасковье праздничный подарок в виде серебряной или золотой вещицы. Подарки записывались в особую книгу с обозначением имени дарившего. Затем их отдавали одной из царевен, которая при этом позволяла целовать свою руку.

Прасковья Федоровна отблагодарила царя тем, что, отрешившись от старых обычаев, вместе с тремя дочерьми и Натальей Алексеевной явилась в Немецкую слободу на свадьбу одного из приближенных Петра.

Между тем подрастали дочери Прасковьи, племянницы Петра. Первоначальное их обучение было вверено одной из так называемых «учительниц», или мастериц, в обязанности которых входило преподавание грамоты малолетним царевнам, затем изучались Библия и Новый Завет. Девочкам сообщались некоторые сведения из истории и географии в крайне извращенном и отрывочном виде. Несомненно, воспитывались они в «страхе», так как строгость и розга считались первейшими педагогическими средствами.

В скором времени при царевнах в качестве учителя немецкого языка и гувернера появился заезжий немец Иоганн Остерман, старший брат знаменитого впоследствии кабинет-министра. Затем был принанят француз Стефан Рамбурх. «Зачало и основание французского языка» не привились царевнам: ни одна из них не овладела французским в такой степени, чтобы писать, даже и объяснялись на нем плохо. Что же касается до танцев, то к ним они оказались положительно неспособными, особенно младшая царевна-хромоножка Прасковья.

Судьбу своих царевен Прасковья Федоровна благоразумно предоставила на усмотрение Петра, а тот распоряжался племянницами сообразно с планами своей политики. Желания и нежелания царевен не принимались в расчет. Царь, хотя и освободил женщин от теремного заточения, вовсе не склонен был предоставить им право распоряжаться своей судьбой.

Жених для Анны сыскался в лице молодого герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского, племянника короля прусского. Петр и король Фридрих решили это дело в октябре 1709 года. Герцогу оставалось только посвататься. Несмотря на явную склонность молодого человека к Шарлотте Брауншвейгской, он принужден был сделать предложение угрюмой царской племяннице — этого требовали государственные интересы. Анне приказано было написать жениху любезное письмо на немецком языке. Вскоре был заключен брачный договор, по которому сверх одежды, данной в приданое, клейнод и прочего, царевне назначалось 200 тысяч деньгами, из которых 160 тысяч заимообразно передавались герцогу на выкуп его заложенных имений. Анна и ее служители могли свободно справлять богослужение, для чего планировалось «устроить одну церковь по греческому украшению». Дети мужского пола должны были воспитываться в «евангелической лютеранской религии», дочери — в греческой. Если бы герцог умер бездетным, его вдова должна была получить «достойное вдовское жилище и замок и по 40 тысяч рублей в год на пропитание».

В августе 1710 года жених в сопровождении фельдмаршала Шереметева прибыл в Петербург и скоро довольно близко сошелся с царской семьей. Вместе с ними он принимал участие во всех пирах, церемониях и празднествах. Государь развлекал Фридриха то фейерверками, то катанием в обществе дам, то гулянками в среде любимых собутыльников. Отказаться от возлияний было невозможно, царь не принимал отказов.