Час последнего патрона - Альберт Байкалов

— Мне стало казаться, что ты просто хочешь от меня избавиться, — выпалил Берса.

— Как ты мог такое подумать? — возмутился Томсон.

— Сам посуди. — Берса показал взглядом в окно, на солдат, стоявших кучкой. — Они все славянской наружности. Им только форму надеть, и все. А я? — Он развел руки и посмотрел на себя, потом на Томсона. — Кавказец! Даже маска не поможет, акцент выдаст. Да и не ходят ополченцы у себя в масках.

— Вот здесь ты не прав, — вновь вмешался в разговор Крикун. — Как раз кавказец в группе будет выглядеть правдоподобно. На стороне сепаров воюет много чеченцев. Точно тебе говорю. Там никого этим не удивишь.

— К тому же в этом случае увеличивается вероятность выживания группы, — безапелляционно добавил Томсон.

Берса приуныл. Задача группы была простой лишь на первый взгляд. Необходимо было пройти через передний край противника и устроить в селах провокации, которые дискредитировали бы ополчение в глазах мирных жителей. После этого выйти в глубокий тыл сепаров и ждать прибытия машины, переоборудованной для стрельбы из миномета.

Крикун сказал, что это будет обыкновенная хлебовозка с крышей, открывающейся на время стрельбы. На ней они должны были проехать по районам, куда не может достать артиллерия, и произвести по несколько выстрелов в направлении работающих шахт и предприятий. Цели и время определены заранее.

Люди, оставшиеся на этой территории, должны были понять, что не защищены, мина может свалиться откуда угодно. Руководство АТО планировало не только посеять панику и деморализовать население, но и остановить производство, заодно увеличить поток беженцев в Россию.

— Значит, вы решили устроить русским праздник? — проговорил Берса, лихорадочно размышляя, как может отразиться его обвинение на их отношениях с Томсоном.

— Какой праздник и при чем здесь москали? — осведомился Крикун.

— Если я окажусь у них в руках, то это будет большой удачей для ФСБ.

— Ты заранее ставишь под сомнение успех операции? — спросил Томсон.

— Нет у меня никаких сомнений! — Берса удрученно вздохнул. — Просто не тот возраст, чтобы бегать и устраивать диверсии.

— Хорошо, — сосредоточенно над чем-то размышляя, сказал Томсон. — Я не хотел говорить заранее, ведь это могло отразиться на ваших взаимоотношениях…

Берса напрягся. О чем это он? Какие взаимоотношения и с кем?

— Может, отправим вместо него Абдулу? — неожиданно напомнил о себе Крикун.

«А ведь они нас даже за людей не считают! — осенило Берсу. — Захотели — отправили умирать меня. Передумали — поедет Абдула».

— Ничего менять не будем, — с металлом в голосе сказал Томсон и посмотрел на Берсу. — Никто, кроме тебя, не вернется живым. Это уже решено. Операция глубоко засекречена. Мы не хотели раскрывать планы, но придется. — Он выдержал паузу, словно собираясь с духом, и продолжил: — После выполнения уже известных тебе задач группа должна будет выйти в район Пески. Там вы встретитесь с людьми из ополчения, которые были внедрены с территории России. Они танкисты. У всех имеются документы солдат и офицеров Российской армии. Такие же будут и у вас. В условленное время они должны будут угнать несколько единиц техники и вместе с твоей группой выйти к нашим позициям.

— К вашим позициям? — удивленно повторил Берса. — А что, здесь уже есть американские войска?

— Ты понял, о чем речь, — с раздражением сказал Томсон. — В условленном месте мы разместим подготовленное подразделение, которое встретит их огнем. Потом на место боя приедут журналисты, которым будут показаны тела и документы.

— Значит, те люди, которые встретят нас на той стороне, тоже не знают реального положения дел?

— Они уверены, что просто угонят технику и дадут интервью, — пояснил Томсон. — После этого им обещано гражданство Польши.

— Глупцы! — воскликнул Берса. — Даже несведущему человеку понятно, что в Польше не будут прятать таких людей. Это глупо. Рано или поздно о них узнают!

— Им выплатили по пятнадцать тысяч долларов и обещали еще.

— Кто поверит, что русские берут на войну свои документы?

— Кому надо, тот и поверит, — ответил Томсон. — Тем более что все тела будут обезображены. Кровь производит сильное впечатление на европейского зрителя и отключает всякую способность думать.

— В таком случае последний вопрос, — заговорил Берса, следя за реакцией американца. — Как будет выглядеть мое спасение?

— Вот об этом ты и должен будешь позаботиться сам, — ошарашил его Томсон. — Тебе придется действовать по обстоятельствам.

На этом разговор был закончен. Чеченец выбрался из машины, и она двинулась восвояси.

— Строиться, — скомандовал разбитыми губами Гниляк, с опаской поглядывая на Берсу.

— Принято решение отправить вас в тыл противника для выполнения первой боевой задачи, — проговорил Берса, дождавшись, когда Гниляк встанет в строй. — Я вас учил, и мне придется и отвечать за то, как вы справитесь с делом.

— А что за задача? — неожиданно спросил Мосляк.

— Заткнись! — одернул его Гниляк. — Скажут.

— Я рассчитывал, что сумею сделать из вас достойных воинов, — вновь заговорил Берса. — Но не все в моих силах. Больше это зависело от вас.

— Если мы плохо готовы, значит, надо еще учиться, — осторожно сказал Люгер.

— Нет времени, — ответил ему Берса. — Поэтому я вынужден пойти с вами.

Бойцы переглянулись.

— Не удивляйтесь, — продолжил Берса, довольный произведенным впечатлением. — Я ведь несу ответственность и перед вашими матерями. Как мне потом спать, есть, пить, если я буду знать, что недоучил вас и вы из-за этого погибли!

Когда Вахид выглянул в коридор, санитары уже вкатывали тележку в операционный блок. Он дождался, когда за ними закроется дверь, и стал шарить по стене рукой. Теперь Вахид не боялся, что кто-то проснется и поднимет тревогу. Было ясно, что если в палате и остались раненые, то они без сознания. Возможно, им укололи наркотик.

«А если не раненые? Вдруг здесь работают вирусологи, а это зараженные подопытные?»

Однако он вспомнил, что на лицах санитаров не было масок, и мысленно отругал себя. Наконец Вахид нащупал выключатель и надавил на кнопку. Его взору открылись четыре кровати, на двух из которых лежали люди.

Вахид подошел к мужчине, лежащему у окна. Нижняя часть его лица, белая, как кожа ребенка, зияла порезами и разительно отличалась цветом от верхней, почти черной от загара.

«Кто-то небрежно побрил его, — сделал он вывод. — Зачем?»

Вахид тронул шею мужчины. В нем все еще теплилась жизнь. Он приподнял веко. Все ясно, раненый был в состоянии глубокого наркотического опьянения. Уже не таясь, Вахид отбросил простыню. Этот человек лежал на клеенке и был абсолютно голый.