Как работает музыка - Дэвид Бирн

Взглянем на самые короткие образцы музыки. Рингтоны пока еще не признаются равноправной формой автономного музыкального творчества, и, возможно, это им и не светит. Но сама по себе краткость больше не порок. Можно утверждать, что звук запуска компьютера Mac – это музыкальная композиция, как и короткий, таинственный, нарастающий звук, сигнализирующий об окончании каждой сцены в сериале “Lost”. Дверные звонки, свист рассекаемого воздуха, звуки оповещения электронной почты и автомобильные гудки – все это допустимые формы композиции. Наш музыкальный ландшафт действительно расширяется, поскольку время больше не имеет значения: короткие и длинные произведения прекрасно сосуществуют.

IPod, как и кассетный плеер Walkman до негоC, позволяет нам слушать музыку везде, где мы захотим. Ранее технология записи уже разлучала музыку с концертным залом, кафе или баром, но теперь музыку всегда можно носить с собой. Майкл Булл, который часто писал о влиянии Walkman и iPod, обращает внимание на то, что мы часто используем эти устройства для «эстетизации городского пространства»[60]. Куда бы мы ни пошли, мы носим с собой наш собственный саундтрек, и мир вокруг накладывается на эту музыку. Вся наша жизнь превращается в кино, и мы можем менять музыку к нему снова и снова: в одну минуту это трагедия, а в следующую – боевик. Энергичный, мечтательный или зловещий и темный – у каждого есть свой собственный фильм, происходящий в голове, и нет двух одинаковых. Тем не менее философ ХХ века, вечно недовольный Теодор Адорно, назвал эту ситуацию «одиночеством с аккомпанементом» – мы способны с помощью музыки создавать иллюзию, будто мы не одни[61]. В своей несколько марксистской манере он рассматривал музыку, особенно популярную, как опиум. (Я знавал некоторых серьезных поклонников Вагнера, и я бы не сказал, что вызывающим привычку паллиативным средством является только поп-музыка.) Адорно рассматривал музыкальный автомат как машину, которая затягивала лохов в пабы обещанием радости и счастья. Но, как и наркотик, вместо того чтобы приносить настоящее счастье, музыка из музыкальных автоматов лишь создавала зависимость. Может быть, он и прав, а может, ему просто не доводилось хорошо проводить время в кабаке.

Частное прослушивание можно рассматривать как вершину нарциссизма: устройства обычно исключают всех остальных из опыта наслаждения музыкой. В романе «О дивный новый мир» Олдос Хаксли описывал наркотик под названием «сома», который приводил всех в восторг. Принявший его словно отправлялся в отпуск, и можно было регулировать продолжительность отпуска дозировкой. Превратили ли технологии музыку в «сомаподобный» наркотик? Не напоминает ли она таблетку, приняв которую вы гарантированно испытаете желаемую эмоцию – блаженство, гнев, спокойствие?

Некоторые из нас поют или даже просто свистят, когда думают, что их никто не слышит, и музыка часто «играет» у нас в голове. Какая-то область мозга, по-видимому, посвящена исключительно звуковой памяти и содержит в себе не только рингтоны, рычание собак и звук сирены скорой помощи, но и фрагменты песен – в основном записанную музыку, которую мы когда-то слышали. Эти звуковые фрагменты своего рода узлы в сети связанных воспоминаний, которые простираются за пределы запускающих их звуков. У каждого есть такая песня, которая «переносит» в яркое воспоминание о раннем романе или каком-то другом формирующем опыте. Песни в этом смысле похожи на запахи: они извлекают из нашей памяти миры, конкретные места и моменты. Это делают и другие звуки: сильный дождь, голос известного актера, нож, стучащий по разделочной доске, или поезд вдалеке.

Не начинают ли портативные музыкальные устройства и музыкально загроможденный мир, в котором мы живем, заменять наши внутренние голоса? Не перестаем ли мы мало-помалу петь и свистеть, ведь теперь профессионалы поют и играют прямо у нас в ушах? Множество музыкальных ассоциаций прыгают у нас в голове, связываясь с повторяющимися воспоминаниями и чувствами, что облегчает спустя некоторое время создание и укрепление определенных нервных путей. Эти пути помогают нам осмыслить наши переживания. Они делают нас такими, какие мы есть. Разве это пространство теперь подавлено потоком музыки и звуков, созданных другими? Неужели голоса в наших головах, неслышная болтовня, которую мы используем, чтобы разобраться, кто мы и где находимся, заменяются голосами профессионалов? Во всяком случае, я не перестаю петь про себя, так что, может быть, и нет.

Я слушаю музыку только в определенных ситуациях. Во-первых, когда хожу на концерты – это очевидно. Еще когда готовлю или мою посуду, иногда в присутствии других людей. На пробежке, или когда еду на велосипеде на работу и с работы по велосипедной дорожке в Вест-Сайде в Нью-Йорке, или – в редких случаях – когда арендую машину, если мне нужно куда-то доехать: тогда я слушаю ее в одиночестве. Также, когда пишу и записываю музыку, я слушаю то, над чем работаю. На этом все. Этот относительно короткий список в значительной степени определяет, где и как я слышу музыку. Я нахожу музыку в ресторанах и барах несколько навязчивой. Может быть, из-за того, что это моя профессия, я чувствую, что должен либо внимательно слушать, либо отключиться. В основном я отключаюсь, часто даже не замечаю, если песня Talking Heads играет в общественном месте. К сожалению, бóльшая часть музыки становится (для меня) раздражающим звуковым слоем, который просто сливается с фоновым шумом. Может показаться, что я привередлив, но на самом деле я слушаю много музыки.

По мере того как музыка становится все менее осязаемой – цилиндром, кассетой или диском – и все более эфемерной, возможно, мы снова начнем придавать все большее значение живым выступлениям. После многих лет коллекционирования пластинок и компакт-дисков должен признаться, что теперь избавляюсь от них. Я иногда вставляю компакт-диск в плеер, но почти полностью перешел на прослушивание MP3-файлов либо на компьютере, либо, пардон, в телефоне! Для меня музыка становится все более дематериализованной, и я подозреваю, что это состояние более свойственно ее природе. Технологии замкнули круг.

Я посещаю как минимум одно живое выступление в неделю, иногда с друзьями, иногда в одиночку. Там бывают и другие люди. Часто бывает и пиво. После более чем ста лет мы возвращаемся к тому, с чего начали. Век технологических инноваций и оцифровки музыки непреднамеренно подчеркнул ее социальную функцию. Мало того что мы все еще делимся с друзьями музыкой, которая нас волнует, мы все сильнее ценим социальный аспект живого выступления. Музыкальная технология в некотором смысле пошла по пути, в конце которого она полностью разрушит и обесценит себя. Она полностью преуспеет, когда самоуничтожится. Технологии полезны и удобны, но они в конечном итоге уменьшили свою собственную ценность и увеличили ценность вещей, которые они не способны схватить и воспроизвести.