Карл, герцог - Александр Зорич

Двое слуг, крякнув, сняли с повозки огромный ларь с римской классикой, которую Изабелла желала читать dans le texte . «Людо – мой Золотой Осел», – шепнула она Анри четыре дня спустя, когда до книг дошли руки. Кроме этого Людо привез в подарок двух персидских кенарей – Изабелла как-то обмолвилась, что без ума от певчих птиц. Птицы тосковали, но делали своё дело. Без устали гадили, клевали листья салата и пели. Анри пришлось собственноручно свернуть им шеи.

Всё это время Изабеллу заботило, как придется потом выпутываться. Потом, когда вслед за мнимой беременностью возникнет необходимость разрешиться мнимыми родами.

Карл придержал жеребца, остановился, съехал на обочину и окинул любящим взглядом свою ораву. Двести пятьдесят солдат Его Светлости герцога Бургундского Филиппа без особого воодушевления, но и без какого бы то ни было ропота влачились по лесной дороге, на которой местами ещё проглядывало величие Рима. «Может, её сам Цезарь строил… – меланхолически думал Карл, – или не строил…»

Мимо Карла прошел почтенный капитан Шато де ла Брийо, прошли лучники, прошло двадцать швейцарских горлопанов с двуручными мечами, проехали махонькая бомбарда и фальконет – его пасторальная артиллерия. Фальконету имя было «Пастух», бомбарде – «Пастушка». Проезжающего Луи, который пребывал в арьергарде арьергарда с указаниями следить, чтобы никто не дернул в лес, Карл задержал. «Подожди».

– Ты знаешь, что мы здесь делаем? – спросил Карл.

– Нет, – живо соврал Луи.

– Это хорошо, что не знаешь. Миссия наша ведь очень секретная, – Карлу нравилось говорить так – «миссия», «секретная» – и так:

– Но ты должен знать на случай, если я паду, пронзен стрелой или сражен копьем.

– Едва ли, – сказал Луи, бросив беглый взгляд на волчицу, которая косилась на двух пестрых бургундов из-под огромного куста бузины. – С нами сама Дева Мария.

Шутки Луи не отличались разнообразием.

Карлу хотелось проговориться, выговориться уже неделю, но он терпел. Карл терпел, а на болтовню вокруг да около государственных тайн тянуло всё больше. В отличие от Луи, которого от них тошнило с десяти лет, когда все тайны Савойского Дома раскрылись перед ним трепетной розой фаворитки тамошней герцогини. Но Карла уже было не остановить, и когда они, порядочно отстав от колонны, тронулись вслед за покачивающимся стволом фальконета, Карл, понизив голос, сообщил: «Мы начинаем большую войну».

– Ага, – оживился Луи. – Поэтому мы взяли с собой прорву артиллерии и весь цвет бургундского рыцарства.

– Дурак, начать, – сказал Карл, оснащая каждое слово замысловатым смысловым ударением, – начать большую войну можно и с одним человеком. А продолжать будут все, никуда не денутся. Мы идем на замок Шиболет.

Луи удовлетворенно кивнул:

– Красивый. Так и надо.

– А в замке Шиболет, – продолжал Карл, не рискуя выказать своё недоумение по поводу замечания Луи, – нас интересует женщина.

– Ясно. А в женщине нас интересует что?

– В женщине нас интересует имя, – серьезно сказал Карл. – Потому что её зовут Изабелла.

– Именем сыт не будешь, – протянул Луи.

Карл благодушно осклабился.

– Не будешь – не жри. Изабелла Нормандская, чтоб ты знал, поганец, фаворитка французского короля. Она сейчас там, беременная, а мы с отцом хотим видеть её в Дижоне, как Людовик видит Сен-Поля в Париже.

– Потому что это уже верх наглости! – орет Филипп, описывая круги вокруг цветного квадрата, лежащего на полу по воле яркого солнца и нерушимых оптических законов. Наступать на него как-то неловко – в витраже он сам, молодой герцог Филипп, принимает Золотое Руно из рук архангела Гавриила. Карл сидит, подперев голову рукой, и терпеливо внемлет.

– Потому что выдернуть такого мерзавца, как Сен-Поль, прямо из-под нашего носа и прямо из-под твоего меча всё равно как мне навалить кучу в трапезной Сен-Дени!

Карл старательно прячет улыбку. У него всё-таки славный папаша.

– Потому что всякий, да, всякий, кто бежит нашего гнева, должен понимать, что тем самым лишь продляет свои мучения в юдоли земных печалей! Людовик покрыл Сен-Поля. Хорошо. Тогда пусть простится со своей девкой! Пусть пользует своего Сен-Поля, либо пусть меняется – графа на шлюху, ха!

Филипп молча описывает ещё два круга и говорит уже совершенно спокойно.

– У тебя, я видел, отличный удар. Надо будет наградить твоего учителя фехтования, как ты думаешь?

– Да. Брийо, кстати, что ни день бредит Азенкуром. Вот, дескать, было времечко… Самая лучшая награда – отпустить его со мной в Шиболет.

– Так ведь он уже старый дедуган, – с сомнением тянет Филипп, аллегория младости.

– Отпусти, а? – только и говорит Карл. Он знает, что отцу, а равно и всем прочим, лучше не перечить. На отца, а равно и на всех прочих, лучше давить.

– Постой, – до Филиппа только сейчас доходит, о чём это Карл. – Что значит с тобой? Ты что, Парис?! Тебе дома плохо сидится?! Да послать туда д’Эмбекура, и всех дел!

– Ты хочешь поговорить об этом с матерью? – в глазах Карла, потемневших с недавних пор, Филипп видит о дерзость Нимрода, о ярость Саула, о славу Соломона, о тоску по ослиной челюсти.

– И вроде бы я благочестив, – бормочет Филипп, – и жена моя ох как благочестива… А сын наш – исчадие Тервагана, – завершает он, довольный как формой своей риторики, так и её наполнением. Слышать это из собственных уст ему очень лестно. – Кстати, не было никого лучше тебя на фаблио.

– И всё-таки, мы с Брийо пойдем на Шиболет?

– Я же сказал «да», – кивает Филипп, хотя никакого «да» он раньше не говорил. – Я лично подберу тебе солдат.

Карл не против, Карл прощается. Это уже Луи не очень интересно – как там знатные баре говорят друг другу «до свиданья».

– Но король, конечно, откажется от мены, – поясняет ему Карл. – И тогда начнется большая война. Поэтому я и говорю, что мы едем начинать большую войну.

Если бы Луи не был столь ленив и столь умен, он смог бы утереть нос любому Макиавелли. Но «Государь» подписан «Никколо Макиавелли», а не «Луи, пес» и поэтому мир лишен многих и многих радостей.

Тот день запомнился всем, как запоминается каждому необъятная страница из Беррийского Месяцеслова, озаглавленная пылким «Июль».

Двое монахов-бенедиктинцев с ангельскими глазами колотили в ворота замка Шиболет. Один из них заунывно заклинал стражу именем Господним, а другой угрюмо молчал, колотя в дубовые доски ворот summis desiderantes .

Замок молчал. Наконец в бойнице надвратной башни появилась тучная кухарка с лоханью. Понимающая ухмылка, привычное движение двух кирпично-красных рук – и отменная свиная жрача обрушилась на нищенствующих проходимцев.