Пять минут жизни - Эмма Скотт

– Я хорошо помню события до аварии. В деталях. Но время здесь… – Я покачала головой. – Детали нечеткие. Может, они еще не все вернулись?

«Как мама и папа. Они тоже еще не вернулись».

Глубокий страх ворвался в мое сердце, и я вдруг потеряла аппетит.

– Я хочу лечь, – сказала я.

Рита привела меня к двери с номером 314. Я заметила, что замок был на внешней стороне ручки. Внутри комната пустоватая и серая. Никаких цветов. Никаких произведений искусства на стенах или каких-либо украшений, если только не считать бумажек, развешанных повсюду.

«Это шкаф» – гласила одна, приклеенная к тому, что, очевидно, было шкафом.

– Я что, страдала не только от амнезии, но еще и от слабоумия? – пошутила я.

Рита засмеялась.

– Мы решили, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Одежда внутри почти вся была белой и бежевой. Ничего с рисунком или другого цвета.

– Кто отвечал за мой гардероб? Дай угадаю. – Я бросила взгляд на мою сестру.

Делия вздернула подбородок, лицо приняло упрямое выражение «я всегда права», что лишь подтверждало ее вину.

– Я тратила твои деньги на вещи первой необходимости. Яркая одежда в список не входила.

– Очевидно, – сказала я, бродя по крошечной комнате. Изучая маленькие напоминания на каждой стене.

«Это ванная комната» – на двери в ванную.

«Понюхай дыхание, – гласит то, что приклеено к зеркалу в ванной. – Если оно не мятное, почисти зубы. Если мятное, ты уже их почистила».

– Нереально, – прошептала я, а потом поняла, что устала. Моя нижняя часть спины болела после забора костного мозга, а от сенсорной перегрузки слипались глаза. Я забралась в односпальную кровать и оперлась на подушки. – Почему эта комната такая чертовски скучная? Я не переставала любить искусство. Или Египет. Или цвет. В чем суть?

Делия начала говорить, но вмешалась доктор Чен.

– До появления исследования доктора Милтона у вас был неверный диагноз. Стивенс считал, что ты совершенно не в состоянии сложить новые воспоминания. Что твои несколько минут сознания все, что у тебя есть.

– Значит, не важно, что на мне надето или как выглядит моя комната? Я все равно не вспомню?

– По сути, да.

Делия снова выглядела виноватой.

– Я думала, чем меньше стимуляция, тем лучше. Чтобы ты была спокойна.

– Кажется, я понимаю. Я не могу объяснить, каково мне пришлось. Я была здесь, но ничего не могла ухватить. Как пытаться вылезти из коробки и постоянно сползать вниз. Никаких мыслей. Во всяком случае, таких, которые получалось бы удержать.

Я посмотрела на Делию, сидящую на краю моей кровати.

– Но я знаю какие-то вещи. Эти два года после аварии, вещи, которые не могу вспомнить, но знаю. Я хотела рисовать. Постоянно. До одури. Я не могла вспомнить ощущения, но чувствовала это. – Слезы начали жечь мои глаза. – И музыка. И цвет. Я хотела эти вещи.

– У тебя были приступы, Тея, – сказала Делия. – Ты помнишь?

Я встретила ее взгляд.

– Я помню, как хотела быть с тобой, каждую минуту. Твои появления делали меня такой счастливой, но каким-то образом я знала, что ты исчезнешь. И это пугало меня. До ужаса. Я знала это, не помня.

Я тяжело сглотнула; слезы грозили захлестнуть меня.

– Я помню, как спрашивала тебя, когда приедут мама и папа, – сказала я, сжимая простыню. – Но они так и не пришли. За все два года. Я не помню, откуда это знаю, но знаю. Скажи мне сейчас, Делия. Скажи мне правду. Где мама и папа?

Рита вдруг взяла меня за руку со слезами на глазах.

– Нет, – сказала я, переводя взгляд с нее на Делию и качая головой. – Нет, пожалуйста…

– Авария была страшной, – ответила Делия едва ли не шепотом. – Это чудо, что ты выжила.

– Но мама? Она тоже? – Я задержала дыхание, когда ужасная правда накрыла меня, как ледяная черная дыра, высасывающая свет и тепло из комнаты. – А папочка? Он… Он ушел? Они оба ушли?

Делия кивнула, влага катилась по ее щекам.

– Боже мой, – прошептала я сквозь слезы. Я отпустила Риту и протянула руки к сестре. – Боже мой, Делия…

Без слов Делия села рядом со мной, я прижала сестру к себе со всеми ее острыми углами, и мы заплакали. Ее тело беззвучно тряслось, а из моей груди вырывались рыдания. Мама и папа исчезли, и теперь мне остались лишь воспоминания.

Делия убрала волосы с моих мокрых щек.

– Поспи немного. – Она всхлипнула и повернулась к врачам, которые смотрели на нас в торжественной тишине. – Больше никаких вопросов на сегодня.

– Конечно, – сказала доктор Чен. Команда вышла, Рита последней.

– Я буду прямо за дверью, если тебе что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Рита, – хрипло поблагодарила я. – Дел, – окликнула я, чувствуя, как снова подступают слезы. – Два года ты не говорила мне.

– Как я могла? Что бы с тобой стало, слушать это снова и снова?

Я покачала головой.

– Я имела в виду, в течение двух лет ты держалась одна, когда они ушли. И я. Я тоже ушла.

Делия выпрямилась, вытерла глаза бумажным платочком из сумочки и снова переключилась в деловой режим.

– Я сделала то, что должна была сделать. И я не была…

– Что?

Она похлопала меня по руке.

– Засыпай. Поговорим позже.

– Нам есть о чем поговорить, не так ли?

Ее улыбка была напряженной, когда она ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Воспоминания о моих родителях – тысячи воспоминаний – обрушились одновременно, словно компенсируя то, что так долго оставалось взаперти.

Я свернулась калачиком, точно обожженный лист, и плакала, пока не заболели мышцы живота. Я бы хотела, чтобы Делия осталась. Может, позвать Риту? Я не хотела быть одна. Я так от этого устала. Мне хотелось ощущать прикосновения. Человеческий контакт. Держаться за кого-то, чтобы не провалиться обратно в забвение.

«Я хочу Джимми».

Я с шумом втянула воздух. Сами мысли о нем принесли облегчение. Со слезами на щеках, икотой от рыданий и тяжелым камнем на сердце я уснула, потому что там был Джимми. Я слушала его голос. Чувствовала, как он обнимает меня.

Он был там, в моей памяти.

Когда в семь утра я вошел в комнату отдыха, Алонзо и Рита встретили меня одинаковыми улыбками.

– Заткнитесь, – сказал я, отворачиваясь к шкафчику, чтобы спрятать собственную улыбку.

Алонзо усмехнулся.

– Рад, что ты одумался.