Та сторона - Теодор Картер

любить. Это была капля ее слезы. Последней пролитой из-за меня слезы…

Впереди меня, в самом конце аллеи, выглядывала терраса маленького уютного домика. Из кирпичной трубы медленно струился дым, и в окнах горел теплый свет. Я прошел к нему под тающими сосульками, свисающих с тонких прутиков. Он был огорожен маленьким деревянным забором, по которому грациозно шагал черный кот.

– Бенджамин Второй… Разве это ты?

Он оглянулся на меня, мяукнул, остановился и начал вылизывать лапы. Я поднялся по ступенькам и постучал во входную дверь.

– Открыто! – послышался голос Кейт.

Войдя внутрь, на меня повеяло ароматом вкуснейшей еды и крепкого кофе! Я вдохнул этот запах полной грудью и почувствовал себя дома. Пол был застелен ковром с приятным на ощупь ворсом, а на пороге стояли одни-единственные тапочки. Моего размера. Я надел их и пошел в комнату, откуда доносился тихий заинтересованный шепот.

– Если здесь минус пять, тогда получается, что здесь плюс семь, итого остается четыре. Четыре остается! Ужас! Что же мне с ними делать…

В центре комнаты на полу сидела Кейт, одетая в домашнюю пижаму. Вокруг нее были разбросаны кучи бумаг, и она хватала то одну, то другую, будто и сама не понимала зачем. От каменного камина, в котором игрались языки огня, веяло теплом. Меня потянуло в сон, в такой крепкий и глубокий сон, когда лежание в постели – приятно само по себе. Возле дальней стены располагался стеллаж, полностью заставленный различными книгами и учебниками. На подоконнике и комоде стояли горшки с цветами, такими пышными и цветущими, какие способны расти лишь там, где нет человеческих следов.

– А если здесь и вовсе нет связи? Ага! Тогда получается, что эти события никак не являются ценными по отношению друг к другу, но если бы в самом центре этой паутины находился ответ… Если бы находился ответ…

– Кейт… – тихо сказал я.

– Нет, нет, нет! Такого не может быть! Ведь если предполагать, что существование одних и тех же явлений не способно в одно и то же время, то это звучит как полный абсурд…

Я медленно подошел к ней и склонился, положив свою руку на ее ладонь, что-то ищущую среди бумаг. Она подняла взгляд.

– Джо! Ты пришел! Я так тебя заждалась! Ты поможешь мне решить одну задачку?

Она была увлечена, как маленькая девчонка за игрой в куклы, и смотрела на меня такими изумительными глазами! Я растрогался и улыбнулся.

– Да, конечно, я помогу тебе, Кейт, – сказал я, – но сначала тебе нужно отдохнуть.

– Нет! Что ты! Я вовсе не устала.

– Давно ты ломаешь голову?

– Часа, может быть, два. Не больше.

– И все-таки пойдем, отдохнем немного.

Мы сцепили свои ладони и я повел ее за собой в соседнюю комнату, где стояла обширная кровать с клетчатым пледом, и все помещение так ласково озарялось солнечным светом. Я лег на кровать и она легла рядом со мной.

– Ложись на мое плечо… – сказал я.

Она пододвинулась и легла так, как я сказал, обнимая меня одной рукой.

– А ты был прав, оказывается, я очень устала. Почему на твоем плече так удобно?

Она зевнула и я прижал ее ближе к себе. Я не делал никаких выводов и не искал никаких аргументов, в моей голове не копошились комья червей, терзая меня и мучая. Мне было хорошо с ней, и я захотел остаться здесь навсегда. Здесь, в этой маленькой уютной комнате, зная, что она под моим крылом.

16

Поднимая тяжелые веки, я чувствовал как все мое тело ломит невыносимая боль. Ноги и руки онемели, и мне с трудом удавалось ими двигать. Кровь пульсировала в моих висках с таким натиском, что я лишь сжимал челюсть и корчился в попытках его стерпеть. Моя голова казалась распухшей, будто неведомые воспалительные процессы охватили каждый ее миллиметр.

До меня доносились какие-то звуки; надоедливый писк, который не останавливался. Спустя какое-то время я распознал в этих звуках сигнализацию, и только тогда спросил себя: «Где я вообще?» Не имея сил копаться внутри себя, я предпринял попытку встать, но каким же слабым я был! С каким трудом мне давались даже малейшие движения!

Мою спину пронизывала боль. Что-то острое вонзалось в нее. Неужели осколок той самой витрины? Нащупав это место, я почувствовал мокрое пятно. Кровь. Моя спина напичкана подобными ранами. И все же собравшись с силами, я поднялся на ноги. С минуты на минуту здесь соберется толпа людей. Они будут фотографировать место происшествия, искать виновных, обсуждать различные предположения. Поэтому я должен идти отсюда. Мне ни к чему быть в центре внимания.

Шаркая ногами по осколкам, я ковылял, держась за спину, словно старик. Куда мне идти? Что сейчас с Кейт? В этот миг все произошедшее свалилось на мою голову, и я с ужасом начал вспоминать все случившееся события. Анна, странник, та ужасная стена, Ньют… Не знаю, к счастью это или к несчастью, но воспоминания тут же смывались с моей головы, теряли свои оттенки и исчезали, и только далекое эхо оставалось внутри меня. Только поверхностные чувства, точно послевкусие терпкого алкоголя.

Едва я успел сделать и пару шагов, как мне позвонила Кейт.

– Алло!

– Где ты сейчас! Слушай, Джо, ты срочно нужен мне! Я проснулась в больнице и меня окружают куча врачей, говорят я больна! Но нет! Я тут не останусь! Я собираю вещи и ухожу, встреть меня пожалуйста! На улице ночь.

– Кейт! – но было уже поздно, она бросила трубку.

Едва она успела прийти в себя, тут же подняла переполох. Вероятно, весь лечебный состав сейчас в полном бешенстве! Это Кейт! Она всегда была такой. Если ей что-то не нравилось, она больше никогда не связывалась с этим, и не давала второго шанса. Словно дикая кошка, она разворачивались и, виляя хвостом, уходила без сожалений.

Мои суставы словно окаменели, покрылись плесенью и застыли, а мне предстояло идти и встречать причину моего избитого тела! Но оно того стоило. Если за счастье нужно поплатиться лишь парой дырок на спине и изувеченными конечности, то не такая уж это и большая цена. Но сотни, тысячи тонн терзаний… Неведомое сожаление о прожитых годах и чувство жалости к самому себе… Меня одолевали миллиарды мыслей в один момент, и каждая из них ломала зеркало моей души на частицы пыли.

Я помнил себя другим. Помнил свою стареющую семью, навеки похоронившего меня. Помнил себя девушкой, жаждущий любви, и мужчиной, грызущего себя за свои же слабости. В сердце моем