Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России - Джордж А. Хилл

их для борьбы с Германией точно так же, как она пыталась использовать их для борьбы против нас.

В одной из статей Брест-Литовского мирного договора говорилось, что Северный Ледовитый океан должен был оставаться заминированным и заблокированным для союзников. Это означало, что у Германии появилась бы база подводных лодок в Белом море, которая создавала бы угрозу судам в Северном море. Подписание этого мирного договора означало, что Германия могла сократить свои войска на Восточном фронте до какого-то базового количества и бросить все освободившиеся силы на Западный фронт. Это означало, что Германия могла проникнуть в Черное море и получить уголь, нефть и автомобильное топливо, нехватку которых она так остро ощущала; что сильно истощившиеся зернохранилища Германии пополнятся из запасов Украины, так как, согласно сепаратному договору с Украиной, Украина ежегодно должна была поставлять ей миллион тонн хлебных изделий.

На самом деле Брест-Литовский мирный договор был катастрофой для союзников. Вся моя последующая работа, когда я стал секретным агентом и жил под прикрытием как русский, была направлена против разведки и организаций Германии.

Были другие офицеры, вроде Сиднея Рейли, которые направляли свою энергию на борьбу с большевиками. Их деятельность шла под другим углом; иногда наша работа шла параллельно их деятельности, иногда даже эти линии смыкались, но моя работа и моя энергия были направлены на борьбу с действиями Германии.

Главной целью Ленина при принятии условий заключения мира, выдвинутых Германией, было сохранить советскую власть и выиграть время. Он возлагал большие надежды на то, что Советы смогут распространить учение большевиков среди немецких войск и населения.

На съезде Советов Ленин выступил с одной из самых интересных речей, которые я когда-либо слышал. Он привел голые факты; он изложил всю горькую правду без уверток. Он рассказал делегатам, что революционером быть нелегко, и раскрыл причины, побудившие его принять германские условия заключения мирного договора, настолько просто, но при этом настолько убедительно, что даже ребенок смог бы понять их. Его оппоненты забрасывали его вопросами, каждый из которых был более хитроумно сформулирован, чем предыдущий. Ленин, спокойный, умный, с почти незаметной иронией лишил своих оппонентов всех их аргументов. У него на каждый вопрос был ответ. Он закончил свою речь словами: «Мы подписали мирный договор, каким бы тяжким он ни был; и мы будем соблюдать его» – и прямо посмотрел в зал. Веко на его левом глазу медленно опустилось; не было сомнений в том, что он подмигнул. «И мы будем его соблюдать!» – повторил он.

Я вышел из зала с чувством, что не все еще потеряно.

Я проживал в вагоне № 451 и по-настоящему привязался к нему. Но погода стала теплее, и всякий раз, когда выходило солнце, начиналась оттепель. У платформы, где стоял мой вагон, было много и других вагонов-салонов, в которых жили люди, и из-за оттепели и санитарных условий, существующих во всех железнодорожных вагонах, воздух вокруг стал приобретать, мягко говоря, далеко не приятный запах. Поэтому я с радостью принял приглашение от друзей владельцев дома Харитоненко. Они предложили мне разделить с ними их апартаменты, чтобы защитить их собственность. Ведь как только я сделаю этот дом своей постоянной резиденцией, он автоматически станет собственностью, находящейся под иностранным флагом, и получит те небольшие привилегии (неприкосновенность), которые большевики распространяли на иностранные миссии.

Позднее дом Харитоненко стал первым советским домом для приема гостей, где размещали и развлекали известных иностранных гостей, приехавших с визитом в Москву, где также наблюдали и шпионили за ними. А потом этот дом был взят в аренду правительством Великобритании в качестве резиденции своего посла в Москве. Это было красивое здание, построенное в дворцовом стиле и имеющее соответствующие размеры, в котором было собрано много бесценных сокровищ. Две комнаты были отданы в мое распоряжение; одну из них я использовал как кабинет. Мне удалось найти английский флаг, и, пока я жил в этом доме, флаг развевался над ним.

Часть семьи его владельца по-прежнему жила в этом доме; мне кажется, за ужином каждый вечер собирались двенадцать – пятнадцать человек. Помимо того что принимавшие меня хозяева были российскими миллионерами, они имели достаточно средств за границей, чтобы сделать себя временно независимыми от национализации, указы о которой принимали большевики. Еду готовили мастера своего дела, и винные погреба были открыты для гостей. Многие из ненавидимых буржуев и аристократов, таких как люди, жившие со мной под одной крышей, имели гораздо более широкие демократические взгляды, чем у любого фанатика-большевика, и в некоторых отношениях они были даже еще большими радикалами и революционерами, чем экстремисты, стремившиеся стереть их с лица земли. Хозяйка дома была очаровательной женщиной. Вечер за вечером за столом и после еды она великолепно поддерживала разговор. Мы поддразнивали и подтрунивали над ней, играли в бридж и покер, яростно спорили до трех-четырех часов утра, и она всегда была заводилой во всем, что происходило. При этом можно представить себе удивление всех домашних, когда ее муж в Пасхальное утро вышел и сказал: «Моя жена подарила мне ночью дочь». Ни один гость дома не знал и не подозревал, что такое событие было даже отдаленно возможно.

Дом находился на левом берегу Москвы-реки и выходил окнами на Кремль, стоявший на другом ее берегу. Кремль – это крепость, окруженная зубчатыми бледно-розовыми стенами с девятнадцатью башнями. За этой оградой поднимаются купола церквей золотого, серебряного или синего цветов, крутые крыши дворцов и приземистые верхушки музеев. Восход и заход солнца над Кремлем – одно из самых красивых зрелищ в мире, по-своему равное великолепию восхода и захода солнца над Большим каньоном в Аризоне.

Выйдя из дома, следовало повернуть направо, чтобы дойти до центра города, и пройти по мосту на Красную площадь – одну из величайших площадей в мире, которая на протяжении веков была центром московской жизни. Это была рыночная площадь, посреди которой находится Лобное место – ранее место суда и казней. Чтобы попасть в город, надо было пройти через Иверские ворота, где в маленькой часовенке находится икона Иверской Божьей Матери. Большевики старались как можно быстрее закрыть церкви и преследовали все религии, но они не могли помешать православным осенять себя крестом, проходя мимо этого священного места.

Однажды утром я вернулся в дом и увидел в нем множество вооруженных людей, которые объявили, что они анархисты и решили разместить в нем свой штаб. Их предводителем был безумец – бывший актер и театральный деятель (разумеется, он был не более безумным, чем какие-нибудь актеры и театральные деятели в Лондоне) по имени Мамонт Дальский. Между нами разгорелся словесный спор, который