Раны чести - Энтони Ричес

Кальг отошел от костра и направился к своей палатке, вокруг него сомкнулись телохранители из избранных воинов вотадинов. У входа его встретил один из советников, мудрый старейшина, стоявший в свое время рядом с отцом Кальга.

— Это римлянин. Он подъехал к разведчикам и попросил отвести его к тебе, сказал, что ты его ждешь. Я оставил его внутри под стражей, два копья нацелены в его горло. Если он хотя бы дернется, наши люди сразу убьют его… Я спросил, чего он хочет, но он отказался говорить с кем-либо, кроме тебя. Следует ли перерезать ему горло?

Кальг быстро мотнул головой:

— Не этому, Аэд. Этот римлянин — ключ к нашей победе. Я знал, что он приедет, и рассчитывал на его появление. Потому дай знать, что всякий, кто плохо посмотрит на него, отправится к праотцам, но сначала проведет не один час под моим ножом. Этому римлянину позволен безопасный проход, и без расспросов.

Он вошел в палатку. Пришелец стоял в дальнем углу; двое воинов следили за мужчиной, нацелив на него копья. Кальг скрестил на груди руки и осмотрел гостя сверху донизу, отметив его спокойный и расслабленный вид.

— Я уже несколько дней ожидаю появления римлянина, но мне нужно убедиться, что ты — тот, кого я жду.

Римлянин бросил ему маленький предмет. Кальг поймал его и узнал золотую фибулу в форме щита, отданную им при той встрече в лесу, несколько месяцев назад.

— Достаточное доказательство. Я приветствую твое мужество. Не только отдать себя в мои руки, хотя я все еще могу жаждать мести за убийство спутников, но и приехать в мой лагерь, сейчас… Должно быть, сама Бригантия улыбнулась тебе, раз ты добрался так далеко и не лишился головы.

Гость доверительно улыбнулся.

— Фортуна улыбается тем, кто умеет рисковать. Я рискнул предложить тебе сделку, от которой выиграем мы оба. Твоя награда, как ты помнишь, — два предмета, которые стоят дороже любых других. Орел легиона и голова римского легата. Если ты убьешь меня, ты никогда их не увидишь и не узнаешь сведений, которые я принес в доказательство своей честности. Если тебе все еще интересно.

Бритт ответил ему бесстрастным взглядом.

— Интересно? Если ты в силах доказать, что не задумал в критический момент завести меня на неверный путь, то да, мне все еще интересно. Но чтобы заслужить мое доверие, римлянин, тебе придется рассказать мне о двух предметах. Во-первых, мне нужны доказательства того, что ты можешь обеспечить награду, о которой так беспечно говоришь. А во-вторых, и это куда важнее, я хочу знать, зачем. Приступай.

Римлянин пожал плечами.

— Доказательство тому, что я действительно могу дать тебе обещанное? С чего же начать? Почему бы и не с меня. Мое имя — Тит Тигидий Перенн, и я трибун Шестого имперского легиона. Тебе нужны доказательства? Я могу рассказать, что, пока мы с тобой разговариваем, склады в Шумной Лощине вывозят. К тому времени, как ты доберешься туда, от них останутся только голые полки и ничего ценного для твоей армии. Я могу рассказать, что другие два легиона, Второй и Двадцатый, уже две недели движутся на север и будут здесь намного раньше, чем ты думаешь. Вот видишь? Я могу рассказать, что каждый новый день все сильнее ограничивает твои возможности, а ведь ты еще даже не начал действовать. Я — твоя лучшая надежда на победу, а возможно, и единственная.

Кальг медленно кивнул, потом с сомнением поднял бровь.

— Вижу. А мой второй вопрос?

— Да, зачем я это делаю. Все просто. В сердце Шестого легиона поселилась опухоль. Там прорастают семена измены императору. И я намерен избавиться от этих ростков любым доступным способом. Моя цель оправдывает любые средства.

Вечером того же дня, когда стемнело, а Девятая, за исключением тех немногих счастливчиков, чьи семьи жили в городе, уже устроилась на ночь, Марк отправился прогуляться к Валу. Он искал Руфия, надеясь обсудить ситуацию с невозмутимым стариком. Однако ветерана-офицера нигде не было, а его оптион в ответ только пожал плечами, извиняясь. Марк постоял у северных ворот. Слабый ветерок теребил тунику юноши, а он впитывал тишину и покой этих минут. Вдали, на границе леса, мерцали факелы, выдавая отряд гарнизона, разбивший лагерь на ночь на варварской территории. Скорее всего, Фронтиний устроил очередную ночную тренировку для ознакомления с местностью, без интереса решил Марк. Он облокотился на парапет, наслаждаясь моментом. Внизу переговаривались часовые, их голоса доносились то разборчиво, то еле слышно.

Несколько минут молодой человек прислушивался к надеждам и опасениям, звучащим скорее в интонациях, чем в словах, и черпал силу в сомнениях, которые так походили на его собственные. Он уже собирался вернуться в крепость, и тут услышал, как снизу его кто-то зовет.

Марк перегнулся через парапет и увидел Целия.

— Так вот ты где! Послание от старшего центуриона: ты должен присоединиться к нему на границе леса как можно скорее.

Марк нахмурился, глядя на своего сослуживца.

— Зачем? Я собирался ложиться.

— Проклятье, мне-то откуда знать? Слушай, я пока не устал, так что прогуляюсь с тобой. Пойдем, ты же не хочешь заставить дядюшку Секста ждать дольше, чем нужно.

Они зашагали вниз по крутому северному склону, а потом дальше, по равнине, простирающейся под стенами крепости. Часовые позади них понимающе кивнули друг другу. Вдали от громады крепости темнота казалась глубже, в ней таилась неизвестность будущего. Присутствие Целия успокаивало сильнее, чем ожидал Марк.

— Война приближается. Ты готов, Два Клинка?

Марк секунду помедлил.

— Мы готовы. Парни снаряжены, хорошо работают мечами…

— Нет, не парни. Ты готов?

На этот раз пауза была дольше.

— Думаю, да. Я знаю, что могу сражаться, могу повести свою центурию, куда потребуется, заставить их биться, как нужно. Да, я готов.

— Готов убивать? Выпустить человеку кишки и видеть, как его глаза туманит смерть?

Марк замер во тьме, глядя в сверкающее звездами небо.

— Знаешь, я сражался на дороге в Тисовую Рощу и убивал людей. Но я никогда не стоял в строю лицом к лицу с вражеским войском. Все говорят, что это важно. Я видел, другие офицеры посматривают на меня, прикидывают, как я поведу себя, когда дело дойдет до настоящего сражения. Даже Дубн, кажется, сейчас держится в стороне, как часть другого мира. И все дело только в том, что они сражались в битвах, а я — нет. Что в них такого особого?

Целий повернулся к нему. Сияние звезд тускло освещало резкие линии его шлема, тени превращали лицо в посмертную маску меж двух нащечных пластин.

— Это зависит от человека. Я знаю тех, кто хорош в казармах, но обосрется при виде нескольких разъяренных крестьян. Другие, вечно сонные, которым не доверишь даже выгнать скот с поля, звереют в бою и умываются кровью врагов… Ты должен быть готов, а не только твои люди. В настоящем бою не будет второго шанса — промедли секунду, и какой-нибудь здоровенный синеносый ублюдок, владеющий оружием в десять раз хуже тебя, выпустит тебе кишки. Когда ты встретишься с врагами, помни, о чем я говорил. И вознеси за меня молитву Коцидию, когда выйдешь из боя живым.