Месть Ориона - Бен Бова

Потом пришла очередь пленников. По одному их подводили к залитому кровью алтарю, бросали на колени и пригибали головы. Счастливчики умирали с одного удара, но не каждому так везло. Наконец все закончилось, разожгли костры… Жрецы были залиты кровью, а весь лагерь провонял запахом экскрементов и внутренностей. И когда солнце село, темноту прорезал свет тлевших костров, возносивших к небу дым, как считали греки, любезный богам. Тогда все ахейцы отправились к кораблям Агамемнона, стоявшим в середине песчаной косы, где высокой грудой лежали трофеи, добытые в Трое. Возле основания получившейся пирамиды теснились сотни женщин и детей, охраняемых горсткой ухмылявшихся воинов.

Поднявшись на грубый помост, служивший подножием трона, Агамемнон уселся в прекрасное резное кресло, вывезенное из города. Царь начал оделять награбленным каждого вождя, начиная с белобородого старца Нестора.

Ахейцы столпились вокруг, зависть и жадность сквозили в глазах каждого. Я оставался возле корабля Одиссея и следил издалека. Лукка и его люди остались со мной.

– А твоя добыча в сохранности? – спросил я Лукку.

– У нас хотели забрать женщин, но мы уговорили вестников Агамемнона оставить нас в покое, – недовольно буркнул он.

Я внутренне улыбнулся, представив себе, как ощетинился копьями отряд Лукки, встречая шайку пьяных ахейских вояк.

Церемония затянулась до глубокой ночи. Великий царь делил бронзовые доспехи, оружие, золотые украшения, великолепные вазы, драгоценные камни, кухонную медную утварь, железные треножники, одежду, ткани, женщин, девушек и мальчиков.

По праву великого царя половину он оставил себе. Но вожди и воины ахейцев проходили мимо меня, унося добычу к своим кораблям, и многие сетовали на жадность Агамемнона:

– Вот это щедрость… Жук навозный. Все знают, как нам досталось на стене. И что же мы получили за это? Меньше, чем его брат.

– Эти женщины должны принадлежать нам, говорю тебе. Жирный царь чересчур жаден.

– А что можно поделать? Он забирает себе все, что хочет, а мы получаем остатки.

Даже подошедший ко мне Одиссей не выказал удовлетворения. В отдалении тускло чадили жертвенные костры, но кострища лагеря золотыми искрами озаряли его темнобородое лицо.

– Орион, – позвал он меня.

Я подошел к нему.

– Твой слуга Политос роет себе могилу, – заявил царь Итаки, – осмеивая щедрость великого царя.

Я заглянул в темные глаза Одиссея.

– Разве только он? – негромко спросил я.

Ответная улыбка чувств его не скрывала.

– Но никто не высказывается откровенно, если рядом Нестор, Менелай и другие – те, кто все доносит Агамемнону. Сходи-ка забери его. Старик сказитель заплыл на опасную глубину.

– Благодарю тебя, господин, я пригляжу за ним.

И я поспешил в стан Агамемнона, постоянно встречая недовольных ахейцев, уносивших свою добычу.

Политос сидел на песке у небольшого костра возле одного из кораблей великого царя, окруженный толпой воинов… Они ухмылялись и хохотали. Никто из них не принадлежал к знати, впрочем, чуть поодаль, в тени, как мне показалось, я заметил Нестора, который с кислой миной слушал Политоса.

– …А помните ли вы тот день, когда Гектор загнал нас в лагерь? Тот день, когда он явился сюда в слезах, – а стрела-то едва оцарапала ему кожу, – и еще выл на весь лагерь, как баба: «Мы обречены! Мы обречены!»

Слушатели хохотали. Признаюсь, старый сказитель почти идеально воспроизвел женственный тенорок Агамемнона.

– А что же теперь делать Клитемнестре, когда наш щедрый храбрец заявится домой? – ухмыльнулся Политос. – Интересно, достаточно ли места под ее постелью, чтобы укрыть там любовника?

Мужчины катались по земле от хохота, из глаз у них текли слезы. Я стал протискиваться сквозь толпу, чтобы забрать старика.

И опоздал: дюжина вооруженных воинов разорвала кольцо слушателей Политоса.

Отряд возглавлял Менелай.

– Эй, сказитель! – крикнул он. – Великий царь захотел услышать твои побасенки… Попробуй-ка рассмешить его своей наглой болтовней.

Глаза Политоса расширились от ужаса.

– Но я только…

Двое вооруженных воинов ухватили его под руки и поставили на ноги.

– Пошли, – проговорил Менелай.

Я встал перед ним:

– Этот человек служит мне. Я сам позабочусь о нем.

Но прежде чем Менелай успел ответить, вмешался Нестор:

– Великий царь захотел видеть сказителя. Никто не может противиться его воле!

Более короткой речи от этого достопочтенного старца я еще не слышал.

Слегка пожав плечами, Менелай направился к лагерю Агамемнона. Слуги его волокли Политоса по песку, за ними следовали Нестор, я и все, кто слушал сказителя.

Жирный Агамемнон, раскрасневшийся от вина, все еще восседал на троне среди сокровищ Трои. Как только Политос появился перед ним, короткие пальцы царя впились в ручки кресла. На каждом его пальце – даже на больших – поблескивали кольца.

Сказитель трепеща склонился перед великим царем, с гневом смотревшим на небритого, лохматого и тощего старика.

– Ты рассказываешь обо мне всякую ложь! – рявкнул Агамемнон.

Политос напрягся и, оторвав взгляд от земли, обратился к великому царю:

– Это не так, великий царь. Я старый сказитель и говорю лишь то, что видел собственными глазами или слышал своими ушами.

– Ты распространяешь грязные домыслы, – пронзительно взвизгнул Агамемнон. – Ты врешь о моей жене!

– Если бы твоя жена, господин, была честной женщиной, я не оказался бы здесь вообще. Я бы сейчас сидел в Аргосе на торговой площади и, как всегда, рассказывал повести людям.

– Не трогай мою жену, – осадил его Агамемнон.

Но Политос настаивал:

– Великий царь, ты – высший судья в своей земле, самый честный и справедливый. Все знают, что происходит в Микенах… Кого ни спроси. И твоя пленница Кассандра, царевна Трои, предсказывает…

– Молчать! – рявкнул великий царь.

– Правду не скроешь, сын Атрея. Неужели ты считаешь, что сумеешь избежать участи, которую уготовила тебе судьба?

Теперь Агамемнон уже дрожал от гнева. Вскочив с кресла, он сошел на землю и остановился перед Политосом.

– Держите его! – приказал он, вытаскивая из-за пояса кинжал, рукоять которого была усыпана драгоценными камнями.

Стража схватила Политоса за хрупкие руки.

– Эй, сорока, я заставлю тебя молчать, разлучив со лживым языком! – злобно закричал царь.