Пустошь - Джен Александер

– Ты забыл упомянуть о двух трупах на крыльце.

– Трупы неопасны.

Я задеваю его плечом, и он с улыбкой смотрит на меня. Когда мы касаемся друг друга, мне кажется, что в меня ударило молнией: я растеряна и не могу перевести дыхание.

Пытаюсь убедить себя, будто меня совсем к нему не влечет. Просто мне нравится, что он не персонаж. И говорит то, что думает, пусть в большинстве случаев его слова и насмешливы.

– Чего это ты улыбаешься во весь рот?

Я и не знала, что улыбаюсь. Сжав губы, я отворачиваюсь, чтобы он не заметил моих вспыхнувших щек. И тут я вижу перед особняком знакомого человека.

Миа.

В каких-нибудь пятистах метрах от меня.

Миа. Девушка, которая ушла из нашего клана. Моя лучшая подруга.

Почему она здесь, в шайке каннибалов?

Каким-то чудом мне удается сохранить спокойствие.

Деклан предлагает отойти от окна. Мы сооружаем из сдвинутых вместе рюкзаков импровизированный стол и приканчиваем по пакетику ПДР, запивая водой из одной бутылки. Все то время, что мы едим, я молчу. Я чувствую, как Деклан украдкой наблюдает за мной из-под длинных ресниц.

– Все в порядке? – наконец спрашивает он.

Нахмурившись, я оглядываюсь на окно.

– Нет. То есть да. Просто… Та девушка на лужайке перед домом… она кое-кого мне напоминает.

– Ты встречала ее в последние недели?

Я знала Миа гораздо раньше.

– Да. Она была тогда выжившей. Наверное, ее геймер закончил курс лечения?

Деклан кивает, и в груди у меня что-то сжимается. Миа пропала после того, как ее пырнули в живот во время спасательной экспедиции в Гадюшник. Я волновалась за нее, хотя, конечно, вслух ничего не говорила. Она не оставила записки, не объяснила, почему уходит, но остальным это не показалось странным. И вот теперь… Я допиваю последний глоток воды. Горло так сильно свело, что мне с трудом удается его проглотить.

Теперь она – людоедша, которой управляет сотрудник «Лан корп».

– Будто в дурном сне… И знаешь, что самое ужасное?

Деклан поднимает плечи и делает мне знак продолжать.

– Я понятия не имею, кем бы стала, если бы меня не превратили в персонажа игры. Присоединилась бы к заступникам? Или я на самом деле агрессивна? Может, я была бы такой же, как Оливия? Жила бы в воображаемом кровавом мире?

Деклан пододвигается поближе и берет меня за руки.

– Ты бы такой не стала.

Его шершавые пальцы смыкаются на моих запястьях. Я делаю вдох, затем выдох и внезапно понимаю, что разучилась дышать.

– Сильно же они тебя искромсали, – шепчет он. – Обычно датчики вживляют аккуратно, но твои…

Когда он трет большими пальцами сморщенные шрамы у меня на запястьях, по коже пробегает легкая электрическая волна. Его прикосновение похоже на удар тока. Волоски у меня на шее и руках встают дыбом, и мне хочется большего – гораздо большего…

Надо быть осторожнее, иначе его прикосновение меня погубит.

– Датчики… – повторяю я.

Деклан поднимает мои руки, так что проникающий сквозь жалюзи свет падает на шрамы.

– Все время забываю, что ты ничего не помнишь. Датчики передают в «Лан корп» информацию о состоянии твоего организма. Это что-то вроде аку-планшетов, только вживленных в тело. Они есть у каждого персонажа. Здесь. – Он проводит руками по моему телу и касается лодыжек. Я вздрагиваю. Потом прикладывает пальцы к сердцу. – И здесь.

Во всех местах, до которых дотрагивается Деклан, мое тело покрыто грубыми шрамами.

– Ты что-нибудь помнишь? В смысле, о процедуре?

Отчетливо помню только одну процедуру – ту, которую проводила доктор Коста. Но тогда я находилась не в собственном теле, а в голове у Оливии. Жаль, что я не настолько доверяю Деклану, чтобы рассказать ему о регенераторе, похожем на гроб, и о холодных механических руках, восстанавливающих мое лицо. О том, как я очнулась, не в силах закричать, потому что легкие отказывались сжиматься или расширяться.

И о новом воспоминании, которое всплывает у меня в голове в эту самую минуту. В нем мне удается закричать, и я кричу изо всех сил, потому что несколько врачей вживляют мне в тело датчики, втыкают в кожу острые иглы и быстро, взволнованно переговариваются.

– …нужно поскорее ее приготовить.

– Он сказал, что ее введут в игру сегодня вечером, и…

– Говорят, она хорошо показала себя в «Войне». Десять убитых менее чем за три минуты. Оливия и Клавдия – это сила.

Мои мысли возвращаются к настоящему, и я стискиваю зубы. Нет, не могу я рассказать обо всем этом Деклану, ведь он работает на ту самую компанию, которая искалечила мое сознание и тело.

Я отодвигаюсь от Деклана, встаю на колени и засовываю руки в задние карманы джинсов. Затем поднимаю голову и, глядя прямо в его темно-серые глаза, говорю:

– Ничего не помню. А почему ты спрашиваешь?

– Просто я сбит с толку.

– Из-за чего?

– Из-за тебя.

Из-за меня?..

– Что, трудно находиться рядом с человеком, чьи шрамы свидетельствуют о низости «Лан корп»? – Я замечаю, что дрожу. – Трудно находиться рядом с человеком, который думает сам за себя?

– Я не смог бы тебя выносить, если бы ты не думала сама за себя – если бы ты была ею.

У меня такое чувство, что мне взбалтывают мозг. Все только-только начинало становиться на места и вот уже снова развалилось на части.

Хочется возненавидеть Деклана за то, что он разорвал мою логику на кусочки.

Он снова подходит к окну, на этот раз с биноклем, который мы прихватили в баре.

– Осталось недолго.

Деклан прав. Скоро все кончится. Я стану свободной, а он навсегда исчезнет из моей жизни.

* * *

Мне снится Миа.

Мы стоим на крыше кинотеатра, в котором когда-то жили. Я – на самом краю, наблюдаю за людоедами на другой стороне улицы. Она – позади меня. Что-то говорит. Смеется.

Смеется надо мной.

– Тебе никогда отсюда не выбраться!

Она подходит ближе – я слышу, как шаркают ее ботинки.

Мои плечи невольно напрягаются. Я сощуриваюсь, пытаясь разглядеть крошечную темную точку вдали.

– Не говори так, – прошу я.

– Не обманывай себя. Ты погибнешь, если уйдешь отсюда.

Я качаю головой. Нельзя верить ее словам, даже если это всего лишь дурной сон.

– Нет. Я погибну, если останусь.

Наконец я поворачиваюсь к ней. Она стоит на расстоянии вытянутой руки. На лице – обычная для персонажа неживая улыбка, от которой меня уже начинает тошнить. Подбородок и шея густо измазаны кровью, словно покрыты толстым слоем невысохшей красной краски.