Terra Insapiens. Книга первая. Замок - Юрий Александрович Григорьев

вот же дерево, отсюда и взяла.

Показывает на яблоню.

— О горе нам, о горе безрассудным! Как ты могла? Ведь папа запретил нам трогать эту яблоню, а мы нарушили запрет. Что с нами теперь будет?! Как же рассердится отец!

— Да ладно ты — подумаешь проблема! Да он и не узнает ничего.

Паскаль сидит, качая расстроенно головой.

На поляну входит Сократ.

— Опять одна звезда с другою подрались. Им тесно в небе, видишь ли, — подумай! Пришлось обеих наказать примерно. На полсвечи им яркость притушить… Ну что вы, мои дети, не скучали?

Паскаль залазит на табуреточку, и, сидя на корточках, прикрывает наготу руками.

— Мне стыдно наготы своей. Отец! Дай мне одежду.

Сократ обходит вокруг него и говорит:

— Как ты узнал о наготе своей? Не ел ли ты плода, что я вам запретил?

— Мне Ева плод дала.

Сократ подходит к Андрону. Тот с невинным видом смотрит в небо.

— Ты плод сорвала? Ну же, говори!

— Ах, папа, что за дикости, ей-богу! Не трогай этого, того не ешь. Как будто мы, как дети, неразумны. Давно уж выросли мы, и пора опеку отцовскую оставить вам.

— О горе вам! И мне — большое горе! Прочь с глаз моих — нет у меня детей! Отныне изгоняю вас на землю. Из праха вы пришли, туда же и вернётесь.

Обращаясь к Андрону:

— Умножу скорбь твою беременностью я. Отныне в муках будешь ты рожать.

Повернувшись к Паскалю:

— И ты, Адам, простись с беспечной жизнью. Отныне тяжкий труд вам будет наказаньем.

Указывая рукой:

— Вон из Эдема!

Закрыв лицо руками:

— О горе мне, о горе!

Пьеса закончилась. Зрители захлопали, актёры раскланялись. Поэт сиял и светился.

— А где змей-искуситель? — недоумённо спросил у Адама Артур.

— Демон отказался участвовать в «фиглярстве». Так он это назвал.

Зрители расходились, обсуждая представление.

— Как сказал один мальчик, — говорил Ньютон Сократу, — почему мы должны страдать из-за того, что Ева с Адамом согрешили? Вразумительного ответа на этот вопрос религия не даёт. Догмат изначальной греховности человека принёс очень много вреда. Творец, создавший несовершенного, грешного человека, видимо что-то напутал в технологии его приготовления, и винить ему надо самого себя.

— Не является ли грех детей, в какой-то мере, грехом отца? — в своей манере согласился с ним Сократ.

— Слабая пьеса, — критиковал Писатель. — Лучше бы мне доверили. Я бы сделал всё по-другому. Получается дурочка Ева сорвала яблоко, наплевав на отцовский запрет. Дурачок Адам его скушал и пострадал ни за что. В чём мораль этой пьесы? Слушайтесь папу, а то будет ай-я-яй? Нет глубины, нет характеров, нет смысла.

— А как бы вы написали? — поинтересовался Артур.

— Я бы написал «Трагедию ошибок». Ева не хотела нарушать отцовский запрет, но коварный змей сам сорвал яблоко с дерева познания и подвесил его на другую яблоню. Таким образом Ева с Адамом не виноваты в умысле, но Отец не верит им и изгоняет их из Рая. Вот какую трагедию я бы написал… И потом — почему так куцо? — один акт и два действия. Можно было развернуть широкую панораму райской жизни. Четыре акта — детство, отрочество, юность, изгнание.

— Ну детства у них, допустим, не было, — заметил Артур. — Отец создал их уже взрослыми.

— Это кто вам сказал?

— Библия, — недоумённо ответил Артур.

— Библия для меня не авторитет, — гордо заявил Писатель. — Автор имеет право на своё видение. Автор в своей пьесе сам себе Господь Бог. Он творит мир своей фантазии.

Паскаль подошёл к Адаму с Артуром, которые дожидались его. Он уже переоделся.

— Ну и как вам наше представление? — поинтересовался Паскаль.

— Ты был неподражаем, но больше всего всем понравился Андрон в роли Евы, — заметил Адам.

— Я на первом курсе в студенческом спектакле играл Гамлета, — вздохнул Паскаль.

Он принял театрально-трагическую позу и продекламировал с чувством:

— «О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться! О, если бы предвечный не занёс в грехи самоубийство! Боже! Боже! Каким ничтожным, плоским и тупым мне кажется весь свет в своих стремлениях. Разбейся сердце, молча затаимся!»

— Браво! — похлопал Артур от души. — В тебе погибает великий трагик.

— Я знаю, — кивнул Паскаль. — И погибает он вместе со мной на этом проклятом острове.

Вернувшись в Замок, увидели накрытые для чаепития столы. На одном столе лежал большой круглый английский пудинг, на другом — яблочный пирог. В низких вазочках лежали конфеты и печенье. На подставках стояли два больших чайника с горячим чаем.

— Ура! — обрадовался Паскаль. — Устроим безумное чаепитие в лучших традициях.

Судья восхищался:

— «Queen of puddings»! Давно его не видел. Стал уже забывать — каков он на вкус.

Пудинг тут же был порезан на куски, и хватило всем. Из чайников Андрон разливал по чашкам горячий чай.

— Распределяем роли! — командовал Адам. — Кто у нас будет безумным шляпником?

— Вы не поверите, — удивил всех Судья, — но я уже играл эту роль в далёком детстве. В колледже, где я учился, однажды поставили на сцене «Алису в стране чудес».

— Ну так вам и карты в руки! — распорядился Адам. — Вы будете безумным шляпником. Кто будет мартовским зайцем?

— Можно я? — поднял руку Маркус.

— Есть мартовский заяц! — тыкнул в него пальцем Адам. — Вы, кстати, на него чем-то похожи.

— Наверно ушами, — вздохнул Маркус.

— Кто хочет быть Соней? — продолжал раздавать роли Адам.

— На Соню больше всего похож сейчас я, — протирая глаза руками, заявил Ньютон. — Бессонница ночью не дала заснуть.

— Я буду птицей Додо, — застолбил Паскаль. — А где наша Алиса? — добавил он, озираясь.

— Да вон она, со своим чеширским котом, — указал рукой Адам на Еву, идущую к ним с Филипом в обнимку.

Звуковая колонка в окне третьего уровня хрюкнула и зазвучала «Carnaval De Sao Vicente». Махровое ретро сменила Cesaria Evora, которая видимо отвечала за островной колорит.

Чаепитие продолжалось долго и весело. Адам раздавал кусочки пудинга и пирога:

— Маркус, давай свою тарелку!

— Да я уже два куска съел.

— Ничего! Где два, там и три. Три кварка для мистера Маркуса!

Филип прыгнул с колен Евы на стол, и Ньютон испуганно отмахнулся — «брысь!»

Паскаль поймал кота и отдал Еве.

— А не вступить ли мне в общество защиты животных? — спросил Паскаль. — У меня есть претензия к нашему многоуважаемому учёному, — обратился он к Ньютону.

— Что, что? — встрепенулся Ньютон.

— Общество защиты животных требует вытащить кота Шрёдингера из ящика! — стукнул кулаком по столу Паскаль. — Хватит издеваться над бедным животным! Если господину Шрёдингеру так важен этот эксперимент, пусть залезет в ящик сам. Это будет справедливо.

Ньютон