Профессия - киллер - Лев Пучков

Правда, вследствие этого «привыкания» или адаптации психики к особенностям экстремальных ситуаций, с ней, этой бедной психикой, происходят метаморфозы — не в лучшую сторону, разумеется. Мне, дилетанту, трудно это объяснить по пунктам.

Да, искусство, любовь, цветы, конечно, лучше, чем кровь, стрельба и насилие, — кто же спорит? Да, спецы неудобны в общении: они замкнуты, молчаливы, они привыкли оценивать человека по его степени пригодности для использования в бою и порой не терпят компромиссов.

Но позвольте. Если хорошо подготовленная банда возьмет в заложники экипаж и пассажиров самолета и объявит, что через каждые полчаса одного из них будет убивать, — кто сможет обезвредить бандитов? Интеллектуалы-правозащитники и композиторы? Или поэты-диссиденты? А может быть, попробовать отправить на разоружение бандформирования, которое засело в горах, народный хор Северной Осетии? Они там поблизости. И горючее жечь не надо, чтобы доставлять в «горячую точку» спецназ.

У каждого своя работа, и надо с пониманием относиться к ее специфическим особенностям. Уффф! Опять занесло. Больная тема…

Итак, сквозь «цитрон» мощно пробивался запах свежего трупа. И это обстоятельство кувалдой бабахнуло по сознанию и подстегнуло реакции.

Резко заработала моторика. Я попытался рывком сесть и не смог. Что-то мешало. Если правая рука была свободна и чисто импульсивно приняла участие в попытке изменить положение тела, то левую я вообще не чувствовал. По всей видимости, она затекла, поскольку черт знает сколько времени под чем-то находилась. И это что-то ко всему прочему давило мне на грудь.

Еще не смея поверить себе, я ощупал рукой (правой) то, что лежало, навалившись на меня, и с ужасом убедился, что это окоченевший кадавр.

Полагаю, что нормальный человек реагировал бы адекватно, окажись он на моем месте. Судите сами: включается сознание — и ледяной мрак, неизвестность, кадавр в объятиях… Но я — не нормальный, потому что шесть лет служил в спецназе, где нормальных людей, в обычном понимании этого слова, не бывает — они там просто не выдерживают.

В общем, обнаружив, что ситуация нестандартна, мое сознание, в панике метнувшись туда-сюда, включило реле, забилось под стеклянный колпак и оттуда, сжавшись в комок, молча прислушивалось к происходящему.

Молча — это потому, что мне с огромным трудом удалось подавить рвущийся наружу крик, который хотел образоваться как нормальный результат обычной реакции на запредельную ситуацию.

Я запихнул его обратно, хотя, возможно, мне и не стоило этого делать — одной эмоцией больше, одной меньше. Осторожно вытащив левую руку из-под трупа, я ощупал окружающее пространство, стараясь не задевать соседа.

Слева была стена — гладкая и холодная — предположительно из пластика или аналогичного материала. То, на чем я сидел, а перед этим лежал, тоже было покрыто пластиком.

Я свесил ноги и нащупал пол, обнаружив с некоторым облегчением, что по крайней мере на моих ногах присутствует обувь. Затем мне пришло в голову обследовать свое тело путем поглаживания — оказалось, что я одет в футболку и джинсы. Лихорадочно перебрав варианты, я предположил, что каким-то странным образом оказался в холодильнике морга.

Однако здорово смущал запах апельсинов. Что за хреновина! Ну не должно быть в морге апельсинов! Должны преобладать ароматы антисептики, гашеной извести или еще там чего — но не апельсинов!

Встав, я пошарил по сторонам руками и определил, что интерьер именно тот, какой и можно было представить. Слева и справа находились стеллажи (две полки или больше) и пластиковым покрытием, и на этих стеллажах покоились жмурики, завернутые в простыни, а может, в чехлы — не определил.

Осторожно двинувшись по проходу, я вскоре уперся в сену и, пошарив руками чуток, нащупал дверные пазы. Обнаружив дверь я, повинуясь первому позыву, хотел было забарабанить в нее кулаками и заорать что есть мочи — авось услышит кто-нибудь. Однако, опять подавив нормальную реакцию, исследовал эту дверь и налег на нее слегка. Показалось, что она прогнулась. Я представил себе, где должны находиться петли или то, на чем она держится, и вообще — как это выглядит снаружи.

Затем, потянувшись хорошенько, я на ощупь примерился и долбанул ногой на уровне живота, концентрируя в точке приложения удара всю силу. Получилось даже лучше, чем рассчитывал, — дверь вынесло наружу вместе с петлями, или на чем она там держалась, и меня, по инерции, вместе с ней.

Кувыркнувшись через голову, я замер в низкой стойке, прикрыв голову руками и зажмурив глаза. Мгновенно определил, что там, куда я вывалился, освещение есть, и довольно яркое для глаз, привыкших к полному мраку. Слепо поморгал и прислушался. Похоже, что в помещении находился кто-то еще. Кто-то шевелился, значит, не кадавр.

Адаптировав зрение, я быстро осмотрелся. Ну точно — морг. Просторное помещение с цементным полом и аналогичным потолком, находившемся на высоте не более трех метров. Из одного угла под потолком через все помещение шла здоровенная вентиляционная труба, змееподобно извиваясь и исчезая в противоположном углу. Половину площади занимали трехъярусные стеллажи с облупившимся кое-где пластиковым покрытием — тут, по всей видимости, жмуриков складируют зимой, когда нет надобности в холодильнике.

Более ничего примечательного в помещении не было, если не считать двух молодых людей мужского пола в белых халатах и бахилах, которые расположились на нижнем ярусе одного из стеллажей и занимались этим… Ну, в общем, знаете… это, как утверждает юморист, — которые которых. Непонятно? Короче, один другого пользовал в задницу.

Видимо, эта процедура не доставляла им обоим особого удовольствия — так я подумал в первый момент, обратив внимание на кислое выражение их физиономий. А потом сообразил, что такая мимика, очевидно, естественная реакция на мое внезапное появление.

Как бы там ни было, они, остолбенев, смотрели на меня, прервав процесс, раскрыв рты и практически не моргая. Думаю, ежели бы нашелся авангардист, рискнувший по пьяному делу тесануть скульптурную группу, эта композиция могла бы называться так: «Пагубные последствия беспорядочного анального секса в условиях городского морга».

Поскольку я был уверен, что несостоявшиеся натурщики пьяного скульптора имеют непосредственное отношение к моему положению в холодильнике, то сейчас же, насупившись, покрыл двумя прыжками расстояние, нас разделявшее, и собирался уже было лягнуть того, кто находился сверху.

В этот момент пассивный пидор вдруг пронзительно закричал неожиданным для его хилой комплекции басом:

— Мертвяк!!! Мертвяк, бля!!! — и крепко зажмурив глаза, уткнулся в стеллаж лицом.

Я остановился в недоумении. Активный же пидор повел себя вообще в высшей степени странно. Он дрожащей левой рукой извлек из-за пазухи нательный крестик на золотой цепочке и, выставив его навстречу мне, правой стал быстро креститься, скороговоркой повторяя:

— Чур меня! Чур меня! Чур меня!

Я пожал плечами и неуверенно спросил: