Здравствуй, земля героев! - Владислав Силин

Мальчишка дернулся сбежать, но асури шлепнула его по затылку:

– Сиди! – приказала она. – Я еще не закончила.

– Госпожа Утан, – стараясь говорить спокойным тоном, объявил Алексей Семенович, – потрудитесь объяснить, что все это значит.

– Ничего особенного, командор. Зная, что у вас объявлена неделя асурского языка, я решила проверить знания кадетов.

– А это? – Багря ткнул в кровавый бинт.

– Недоразумение. Зайдя в музей, я поинтересовалась, открыта ли выставка. Кадет отчего-то спутал слова «музейная экспозиция» и «мучительная смерть». В волнении он объяснил мне, что посторонним в музей нельзя, и даже попытался преградить путь.

– Благодарю, достаточно. Кадет Брикк, сутки гауптвахты. Наказание за плохое знание асурского я придумаю позже.

– Есть сутки гауптвахты!

– Идите, кадет.

Когда Тилль умчался, полковник вытер пот.

– Та-ак, – протянул он, – я приказал вам сидеть в башне. А вы?

– Простите, командор. Я трансформировала свой геном и стала жертвой побочных эффектов.

– Каких-каких эффектов?

– Расширенные зрачки, – охотно объяснила асури, – повышенная потливость, тяга к массовым убийствам… Ничего страшного. Медики в таких случаях рекомендуют не сидеть дома и больше общаться.

– И ради общения вы отправились терроризировать кадетов?

– Не волнуйтесь, командор. Я себя не выдала. Мальчик уверен, что я аспирантка иняза на кафедре асурского языка. Команидор, у вас отчего-то сделалось южное лицо гнева.

– Нет-нет, ничего… Когда вы собираетесь проведать Намсу?

– Буду рада отправиться в чертоги смерти хоть сейчас.

«Твои бы слова, да Богу в уши», – подумал полковник. Вслух же заявил:

– Ну, тогда встретимся под землей.

Четверть часа спустя они уже шли подземными ходами Шатона. В отличие от Вельки и Таи Алексей Семенович и Утан выбрали путь через закрытую зону. Дела это не меняло. В потайных коридорах они оказались примерно тогда же.

Потрескивали лампы люминесцентного света. Под ногами шуршала бетонная крошка, где-то капала вода. Полковник едва успевал за асури. Майя никогда не была в подземельях Шатона, однако ориентировалась здесь, как у себя дома.

– Скажите, Майя, – поинтересовался полковник, чтобы не молчать, – а Намсу вы хорошо знали?

– О да. Мы с ним одного садка головастики.

– Как интересно… А в детстве каков он был?

– Очень способный. Наш садок, – асури доверительно понизила голос, – считался неудачным. У большинства головастиков не то что разум, вторая пара рук не прорезалась. Помню, когда я получила татуировку титана – вот эту, – мои братья в один голос сказали: «Зачетные сиськи». Намса единственный понял, что это для меня значит.

– Расскажите о нем побольше.

Майя задумалась.

– В детстве он был очень болезненным. Когда в его семье кончились деньги и мать решила продать часть детишек в рабство, его забраковали. Он очень переживал. Из-за этого занялся спортом, начал закаляться. А потом получил назначение в Северный дом. Мы все им очень гордились.

– Представляю…

– Да. А потом случилась эта история. Оказалось, что Намса в тот день стрелял из дуэльного пистолета. Пули не нашли, убитый пропал… Тоже мне дуэль! Намса, его учитель стрельбы, любимая асури учителя стрельбы, уборщик Северного дома и любимая асури уборщика Северного дома оказались опозорены.

– А любимая асури Намсы?

– У него не было любимой. Он как раз собирался принести мне череп белой уховертки.

Некоторое время они шли молча. Полковник раздумывал об удивительной судьбе асуров. Майя скорбела о несовершенстве Намсы.

– А скажите, Майя, – осторожно спросил Алексей, – мог ли Намса убить ученого?

Асури замедлила шаг.

– Да он и убил, больше некому! Но вышло некрасиво: труп исчез, записи в файл мудрейший сохранить не успел. Все открытия пропали. Уж мы так Намсу ругали, так ругали, вы представить не можете!

– Да уж…

– Намса и сам переживал. Хотел зарезаться, да мама отговорила. Сказала, что ему надо к Оракулу дивов слетать. – Голос Утан дрогнул:– Командор, вы видели последние минуты Намсы. Скажите, как он погиб?

– Мне, право, неудобно…

– Ничего. Забудьте, что я дама.

– Намса сделал передо мною северное лицо.

– А вы?

– Дал пощечину.

– Вы страшный человек, команидор. Я вас боюсь.

– Хм…

Комплимент настолько поразил Алексея Семеновича, что он упустил миг, когда асури шагнула в скрытую маскировочным полем расщелину.

– Не расшибитесь, здесь темно! – послышалось из тумана.

Полковник потер ушибленный локоть. Майины глаза горели зеленым огнем, она скользила по тоннелям, безошибочно угадывая повороты. Полковнику, не обладающему ночным зрением, пришлось достать наладонник и включить подсветку. У него мелькнула мысль, что если кто-то прячется в подземных ходах, то, увидев женщину со светящимися глазами, умрет от страха.

– Быстрее, команидор! Не отставайте.

Легко сказать «не отставайте». Потеряв Майю из виду, полковник решил осмотреться и перевести дух. Подсветку он выключил – та только мешала смотреть. Перед глазами плыли туманные огни, плясали линии, как на старинной кинопленке.

Без света ориентироваться оказалось легче. Скоро Алексей Семенович увидел зеленые глаза асури. Хорошо. Страшно, страшно, а вон как удобно.

– Куда вы так спешите, Майя? – крикнул он. – Я же не мальчик за вами гоняться.

Асури не отвечала. Тогда полковник шагнул к ней и потряс за плечо. Под ладонью хрустнуло, и лица Алексея коснулось что-то легкое, мягкое, как пыльная паутина.

Полковник отступил на шаг и включил наладонник.

Призрачное сияние рассеяло тьму.

У стены стоял скелет асура.

– Команидор, я все понимаю, но зачем так кричать?

– Простите, высокая кровью. Это древний обычай людей – приветствовать умерших печальным и мелодичным криком.

– Преклоняюсь перед вашей деликатностью, команидор. Оказывать почести чужому мертвецу… Поможете потом запихнуть его в чемодан? Нет-нет, сперва переставим его.

Вдвоем они вынесли скелет в проход. Алексею показалось, что эхо от его крика только сейчас вернулось в пещерку. Неужели он кричал таким тонким девчоночьим голоском?

– Дакини лучше не пугать, – объяснила Майя. – Долгие годы одиночества плохо отражаются на психике. Помогите повернуть. Ага, хорошо… Они становятся нервными, впечатлительными. Боятся собственной тени.