Лесной фронт. Благими намерениями - Алексей Замковой

На гвозди ушло около получаса. Не то что их было слишком много, но… И гвозди мелковаты, и инструмент не совсем подходящий, и руки трусятся, и пот глаза заливает. Зато в конце концов все гвозди оказались у меня в кармане. Теперь сама крышка — очень осторожно, стараясь заметить любое малейшее сопротивление, я приподнял ее и отложил в сторону. Так и есть — с двух концов ящика расположились две коробочки с небольшими рычажками, за которые были зацеплены поблескивающие чеки взрывателей. А между этими коробочками — семь завернутых в промасленную бумагу брикетов. «Тол. 400 грамм», — прочитал я надпись на одном из брикетов. Ну, хоть что-то хорошее. Не надо ничего выплавлять, высыпать… Все прямо в заводской обертке! Грузи себе в мешок и тащи домой. Кстати, а тола в общем сколько? Семь на четыре — два килограмма восемьсот граммов получается. Умножаем на девять — это я больше двадцати пяти килограммов тола за ночь натаскал! Хотя для серьезных дел — маловато.

Я аккуратно вытащил брикеты из деревянного ящика и положил на землю. Теперь разберемся со взрывателями. Не бросать же добро, в самом деле! Без крышки ведь они стали гораздо доступнее. А у меня теперь еще и гвозди есть, которые можно использовать как предохранительную чеку. Осторожно, гораздо осторожнее, чем до этого работал с миной, дотронулся гвоздем до отверстия предохранительной чеки. Прошел! Гвоздь прочно зафиксировал ударник. Загнуть бы его еще чем-нибудь для верности, да плоскогубцы — такая же мечта, как фонарик ночью. Вытащил коробочку, аккуратно отцепил боевую чеку от рычажка… Дзинь! Чека, выскользнув, упала на дно коробочки, и я замер, затаив дыхание. Только через несколько секунд понял, что, если бы взрыватель сработал, я бы уже остался как минимум без пальцев. Вот ведь пакость! Безжалостно круша деревянный механизм, вытащил взрыватель и чеку. О, как придумали! Чека похожа либо на букву «О» с небольшой прорезью, либо на почти замкнувшуюся букву «С». Это мы ее вставляем вот так, чтобы прорезь оказалась снизу, цепляем за рычажок… Когда рычажок тащит чеку вверх, то она выскальзывает и… Поставив на всякий случай боевую чеку на место, хорошо задвинув ее в отверстие при этом, я вывинтил из взрывателя запал. Все! Теперь не опасно. Но все же «предохранительный гвоздь» чуть загнул о рукоятку штык-ножа. Так же расправился и со вторым взрывателем.

— Шпажкин!

Боец подбежал и замер, глядя на раскуроченную мину.

— Возьми всех, кто свободен, и сюда.

Когда передо мной выстроились трое, не задействованных в наблюдении за местностью, я указал на целые мины:

— Вытаскиваете гвозди из крышек. Только осторожно — так, чтобы ни одна мина не шелохнулась и крышка ни на миллиметр не сдвинулась! Когда с первой миной покончите — позовете меня. Задача ясна? Выполнять!

Быстрый взгляд на небо сообщил, что до наступления темноты, когда мы сможем убраться отсюда, осталось еще часа полтора. Мы сидели, прислонившись к стенкам овражка, на дне которого лежали аккуратно сложенные вещмешки с двадцатью пятью килограммами тола и груда раскуроченных деревянных коробок, из которых мы этот тол извлекли. Бойцы сидели с откровенно скучающим видом. Шпажкин — тот вообще спал, уютно устроившись под сенью нависающих ветвей куста. Кое-кто, поглядывая на него, явно раздумывал, а не последовать ли хорошему примеру. Учитывая, что всю ночь придется шагать по полям-лесам, часик сна был бы совсем не лишним.

— Сережа, разбуди его. — Я кивнул на Шпажкина, отметив несколько удивленных взглядов. Даже Селиванов удивился, с какой стати я решил разбудить бойца, хотя до темноты еще далеко. Однако мою просьбу выполнил.

Семь пар глаз, одна из которых продолжала сонно моргать, выжидающе уставились на меня. Я откашлялся, все еще раздумывая, как сформулировать то, что хочу сказать.

— В общем, ситуация такая, бойцы… — Рассказ о разговоре с Кожешихой не занял много времени. Окончив описывать наш диалог, я чуть помолчал. Судя по реакции, а точнее — слабой реакции моих бойцов, потребуются дополнительные объяснения. Правда, вопросов пока никто не задавал. Все терпеливо ждали, что я скажу дальше.

— Айнзацкоманда — это специальное подразделение немцев, задачей которого являются массовые казни. Причем не просто казни, а акции устрашения. То, что немцы собираются отправить карателей в Сенное, означает, что все жители села уже приговорены.

— То есть как? — спросил Симонов. — Все?

— Все, — кивнул я в ответ. — И старики, и женщины, и дети. Немцы хотят наказать жителей села за то, что мы убили в их селе эсэсовцев.

— Но при чем здесь они? — Один из бойцов подался вперед. Говорил он горячо, а в словах его сквозило неверие. — Это же вы, командир, на фашистов напали! Людей-то за что?

— Во-первых, потому, что все случилось в Сенном. Во-вторых, для того, чтобы запугать местных так, чтобы они боялись хоть как-то помогать партизанам. В-третьих… — Я внимательно посмотрел в глаза каждому. — Вы до сих пор не поняли? Для них мы — не люди. Все мы, славяне. Или это первое уничтоженное село, о котором вы слышите? — Селиванов, Шпажкин и Денисенко покачали головой. — Для немцев мы — унтерменши. Недолюди. Им вдалбливают в головы, что убить еврея, русского, украинца и любого другого, кроме немца, — ничуть не большее преступление, чем убить собаку. Понимаете?

Не понимают. Сорок первый год — еще не понимают. Еще не так далеко ушла на восток линия фронта, не развернулись здесь в полную силу карательные отряды, не установился жесточайший оккупационный режим, перемалывающий человеческие жизни в промышленных масштабах. Кто-то просто молчит, кто-то недоверчиво качает головой… Селиванов вон уставился в землю и о чем-то напряженно размышляет…

— Что делать будем? — тихо спросил я. Молчание в ответ… — Надо спасать людей.

Больше всего у меня было опасений насчет Селиванова. Он ведь всегда отличался излишним рвением в исполнении приказов. Приказ есть приказ, и точка! А нам ведь что приказали? Разжиться взрывчаткой и вернуться обратно. И пусть я его командир, но Митрофаныч — командир отряда, и его приказы имеют больший вес.

— Надо. — От удивления я чуть не подпрыгнул. Уже ведь готовился спорить, доказывать… А Селиванов просто поднял взгляд от земли и твердо продолжил: — Засаду надо будет устроить. Если только мы не опоздали.

Похоже, я недооценил Селиванова. Не такой уж он тупой солдафон и не настолько зомбирован идейным воспитанием. По крайней мере, когда речь зашла о спасении человеческих жизней — их цена перевесила приказы. А взгляд его… Злой, не предвещающий немцам ничего хорошего… Почему-то в голову пришла мысль, что с гранатами под танки бросались именно такие, как Сергей. И в данных обстоятельствах я не видел в таком поступке ничего странного, хотя в своем времени они мне часто казались глупостью. Как там семь десятков лет спустя будут говорить умники? «Задача солдата не умереть за Родину, а выжить и продолжать выполнять задание»? Вот пусть немцы так и поступают. А мы… Иногда бывает так, что пойти даже на смертельный риск, пожертвовать собой важнее, чем сохранить себя для выполнения будущих приказов. Иногда приходится ложиться грудью на амбразуру, ломая одним «глупым», как потом будут кричать некоторые, поступком весь ход сражения. В самом деле, стоят ли эти двадцать пять килограммов взрывчатки жизни всех жителей Сенного, даже если там осталось всего лишь с десяток-полтора стариков? Пафосно? Да! Но если засада провалится, я надеялся, что мы сможем достаточно потрепать немцев, чтобы они повернули назад. Даже на время отсрочив приход в Сенное карателей, мы дадим шанс его жителям уйти в лес. А там — как бог даст.