Завещание ведьмы - Валерия Леман

– Ой, что же мы с тобой ничего не едим? – вдруг спохватилась Ляля, тут же розовея, всплескивая руками.

Она поднялась и принялась накладывать на мою тарелку салатики и другие закуски, с каждым мгновением все больше и больше хорошея.

Я также поднялся и небрежным жестом, легко и изящно, открыл бутылку шампанского, разлив искрящийся напиток по бокалам.

– Что ж, предлагаю первый тост: за наше знакомство, – я поднял свой бокал, наслаждаясь дивным блеском ее глаз.

– Прекрасный тост, – подняла свой бокал Ляля, глядя на меня блестящими глазами. – За наше знакомство!

Мы чокнулись и выпили шампанское стоя, после чего вновь уселись на свои места, я вдруг ощутил зверский аппетит и принялся за угощение, нахваливая хозяйку.

Ляля польщенно улыбалась, клевала со своей тарелочки и смотрела на меня глазами-озерами, в которых я понемногу начинал тонуть.

В определенный момент, насытившись, я по новой разлил шампанское, тут же поднимая свой бокал:

– Чин-чин, дорогая! За нас!

– Чин-чин, – серебристым смехом отвечала красавица. – За нас!

И мы выпили, потом еще и еще. Затем я подскочил к ней и обнял за талию.

– Приглашаю вас на танец, красавица!

– С удовольствием, Ален!

И мы закружились в танце, усиливая наше волшебное головокружение, все стремительнее приближаясь к волшебной развязке.

«Ах, эти дивные глаза меня пленили…»

Кто это пел? Где я слышал этот голос одновременно с легким скрипом пластинки? Впрочем, в данный момент это было совершенно не важно, потому что дивные глаза находились прямо напротив моих, с удивительной силой втягивая в свою головокружительную глубину…

«Je t’aime, je t’aim…»

А это чей был голос? Впрочем, и это не имело ровно никакого значения, потому что я уже любил эти губы, что так соблазнительно приближались к моим, полуоткрываясь, улыбаясь, шепча что-то о великой страсти, губительно увлекая меня в круговерть сумасшедшей любви.

«Ах, какая женщина, какая женщина…»

И эти душещипательные интонации песенки теперь казались мне почти что трагической цитатой моего настоящего: я, трепеща, обнимал потрясающую женщину, зная, что мне она не принадлежит и никогда принадлежать не будет.

И я сам уже пел нечто невразумительное и бессвязное, пересохшими губами искал опьяняющую влагу ее губ и тонул в глубинах ее дыхания, между делом достаточно трезво прощупывая рукой застежку молнии на спине обтягивающего платья, одновременно готовясь скинуть свой свитерок, в котором становилось жарковато…

И вот тут раздался звонок Лялиного сотового.

Признаться, сначала я не почувствовал тревоги, хотя в самый раз было вспомнить сегодняшний сон, где я безуспешно пытался настигнуть соблазнительную подругу, в конце концов очутившись где-то в вечной мерзлоте одиночества.

Ляля тоже довольно неохотно отлепилась от меня, слегка покачиваясь, прошла к столу и взяла сотовый в руки. Осветился экран…

Тут же поведение красавицы вдруг резко изменилось.

– Муж, – кратко сообщила она, подскакивая к компьютеру и одним махом выключая звук.

Внезапная тишина была почти оглушительна. Я, наблюдая за Лялей, первые секунды еще раздумывал, стоит ли все-таки снять чересчур теплый свитер, но тут все окончательно рухнуло.

– Да, дорогой?.. Дома, конечно… Что ты говоришь?.. Плохо тебя слышу, что-то со связью…

Несколько секунд Ляля слушала бодро звучавший мужской голос, потом ласково ойкнула, дала отбой и резко развернулась ко мне.

– Быстро на балкон!

Я онемел. Сама Ляля, не тратя время на объяснения, рванула в прихожую, тут же вернулась, держа в охапке мою аляску, ботинки и шапку, решительно подталкивая меня к балкону.

– Мой муж сделал сюрприз – вернулся раньше, – ее голос звучал резко, в нем не осталось волнующих ноток, что только что кружили мне голову. – Он уже вошел в подъезд. Спасибо, хоть решил звякнуть, не то…

Что такое «не то», она не стала мне разъяснять: балконная дверь была распахнута, я вытолкан на мороз, и вслед за мной вылетели мои вещи.

Куртка пролетела над моей головой в темноту ночи, за нею последовала шапка, а ботинки, слава те господи, плюхнулись прямехонько к моим ногам. Еще секунда – дверь вновь на мгновенье распахнулась – и бледная от волнения Ляля швырнула куда подальше мой роскошный букет роз – печально трепеща, дивные цветы присоединились где-то там, внизу, к моей куртке.

Почти тут же дверь закрылась на щеколду, занавески сомкнулись, и я остался один на балконе в морозной ночи.

Стуча зубами, я по-быстрому обулся. Алкоголь еще слегка играл в крови, но мороз стремительно давал о себе знать. Вот так история: я – на балконе пятого этажа в разгар зимы, в такой мирный вечер! И что же со мной будет? Неужели мне следует дождаться, пока супруг Ляли намилуется с ней и уснет? Или она полагает, я должен прыгнуть с балкона? Но я ведь не супермен!

Впору было разрыдаться, как во сне: пусть я и не в Альпах, но разница небольшая – замерзнуть здесь можно ничуть не хуже!

Я сделал несколько энергичных взмахов руками, пытаясь сохранить блаженное тепло в теле; развернулся в сторону и едва не застонал от радости: балкон был двойной! Нужно всего лишь перелезть через перегородку, чтобы попасть к соседям. Ну, а там уж я решил стучаться-ломиться к милым людям в дверь, покуда не откроют и не выпустят меня на волю. Остается надеяться, что к тому времени мою куртку на улице никто не успеет подобрать.

Я легко перемахнул через перегородку и едва не навернулся – под ногами было нечто неустойчивое типа скамеечки. Я нагнулся – что там еще такое?

– Черт!

Я действительно «шагнул» на небольшую скамеечку, на которой был установлен накрытый газетой противень. Я приподнял газету. Боже мой, вот чего не видел сто лет! На противень были выложены аккуратными рядами домашние пельмени, изрядно примятые по центру моей ножкой сорок третьего размера. Эта картинка неожиданно дала мне очередное воспоминание.

Во времена золотого детства, когда мы приезжали под Новый год к бабе Варе в Перепелкино, то была почти святая церемония: все семейство рассаживалось за широким деревянным столом лепить пельмени. В центре стола стояла миска с фаршем, бабуля раскатывала тесто и рюмкой «нарезала» аккуратные кругляшки, а все остальные занимались художественной лепкой.

Лично у меня пельмени никогда не получались аккуратными и ровненькими – они непременно разваливались и вообще выходили какими-то неуклюжими, доводя меня до слез. Баба Варя только трепала меня по плечу: «Не реви, мужичок! Поваром не будешь, атаманом станешь!»

Тогда за один вечер мы налепливали десять противней и деревянных досок того же размера. Их ставили на полки в холодные сени, где они и хранились энное количество времени, убывая изо дня в день по мере роста семейного аппетита. И вот теперь передо мной была жалкая копия – единственный противень на продрогшем балконе пятого этажа дома в Глухове.