Павел Чжан и прочие речные твари - Вера Богданова

В чем-то Соня была права. Куда чипизация заведет таких вот? Совсем потеряются между информационными слоями, полно же психов. И как только она с ними работает, подумал Павел. Вот от такого, например, как спасут камеры в раздевалке центра? Никак, видеосъемка лишь складировалась где-то на серверах, так и оставшись не просмотренной ни разу, дни и годы, сжатые в облаке. Кого и от чего они могли защитить, если любой козел со связями может их почистить, уйти от наказания, а потом переписываться с ему подобными на площадках в даркнете?

Вспомнив о даркнете, Павел замер. Затем торопливо затолкал бычок в банку, заменявшую пепельницу, и скользнул в комнату. Соня уже спала, вытянув ноги поверх одеяла. На длинных гладких бедрах темнела россыпь синячков.

Павел не стал ее будить. Он убрал очки и планшет в сумку, оделся и защелкнул за собой замок.

Когда он вышел из подъезда, парень всё еще бился с невидимыми врагами. Затем оступился на бордюре, взмахнул руками и рухнул на асфальт плашмя. Очки усвистали под стоящий рядом внедорожник. Парень заохал, выкрикнул заклинание исцеления – похоже, еще не понял, где находится.

Павел прошел мимо, стараясь не глядеть в ту сторону.

«Теперь ты понимаешь, к чему ведет твоя работа?» – тихо сказал Сонин голос у него в голове.

Для того, чтобы попасть на нужные площадки в даркнете, требовалось приглашение админа или одного из участников. Кое-куда Павел был допущен давно, еще когда копал под Краснова двенадцать лет назад. Многие из них закрылись, в темах давно никто не писал, но один, «Пацанята», был живой. Выглядел он допотопно: просто список тем, синее на белом, никаких картинок, только буквы и иероглифы.

Павел на миг прикрыл глаза, унял дрожь в пальцах. Затем прошелся по заголовкам: «Отцы», «Какая часть тела вас больше всего возбуждает?», «Как обойти закон в отношениях с мальчиком 14 лет?», «Фантазии на тему усыновления», «Возбуждение интереса к себе», «Беленькие», «Творчество участников». Отыскав тему «Азиаты», Павел зашел в нее. Самым активным в теме был некто Papa Bear, который регулярно катался в Иркутск и Благовещенск, реже во Вьетнам и Камбоджу за удовольствием, расписывал, как это круто, и публиковал много фото. Ему возражали, что за деньги – это не по-настоящему, это не любовь. «Ты же хочешь поделиться с ним радостью и восторгом, дать первый опыт, а не насиловать», – возражал ему некто Искуситель. Павел пролистал дискуссию на сто страниц, борясь с подступающей тошнотой, но ни одного упоминания детдома не нашел. Тогда он тупо набрал «детдом» в поиске.

«Всё время думаю о нем, о его губках и попке, – нашлось в теме про усыновление, жаловался Рыжий Пес. – Встречаемся уже 2 года, сейчас ему 13, мне в три раза больше. Мы любим друг друга, но он боится, что меня могут посадить из-за отношений с ним. Непросто жить так:(((»

«В чем проблема? Усынови», – советовали в ленте.

«Работаю над этим, но жена пока против».

Рыжий Пес. Не Краснов ли, случаем? И Клюеву было как раз тринадцать.

Павел сделал скриншот. В других комментариях Рыжий Пес не писал ничего определенного, жаловался, что иногда западает на других подростков, сравнивал себя с набоковским Гумбертом. Советовал детские дома, в которых руководство не очень строго за всем следило; почти все совпадали со списком «Добродела».

Нужно было понаблюдать за этим аккаунтом: вдруг объявится снова и выдаст себя?

На новые площадки Павла пока не пускали. Он создал фейковую страницу в открытом доступе, с чужими фото и именем, сочинил историю о несчастном педофиле и разослал админам с просьбой добавить. Краснов наверняка был где-то там, Павел чуял его сандаловую вонь. Такие не могут оставаться одни, им очень нужно поделиться, убедить себя, что нет, они не извращенцы, это мир жесток и несправедлив.

Мир действительно был несправедлив – хотя бы потому, что эти мрази еще дышали.

Затем Павел проверил камеры клюевского детдома. Взломать их систему оказалось раз плюнуть: всё открыто, заходи, кто хочешь. Камер в детдоме было мало, несколько в коридорах на этажах, одна на выходе, одна на воротах. Подняв записи двухмесячной давности, Павел мотал, пока во двор не заехал тонированный гроб Краснова. Он припарковался за углом, и весь обзор закрыла крона дерева – кто додумался так поставить камеру? Павел прокрутил вперед. Выехала машина через полчаса, за рулем опять сидел Краснов и вроде бы кто-то еще на заднем сиденье, но лица не различить.

Забраться в «облако» ГИБДД было не в пример сложнее. Машина Краснова проехала километров десять по шоссе, затем свернула и исчезла. В следующий раз она появилась на камерах уже вечером, когда привезла Клюева обратно.

В краеведческом музее ближайшего городка Краснов и Клюев не появлялись. Снова пусто, ничего.

Вдруг заорал будильник. На часах оказалось восемь, за окном было уже светло, затарахтел, проснувшись, отбойный молоток – наступил сезон раскопанных дорог и свежих заплат асфальта. С каждым днем грохот становился громче, подбирался ближе. Казалось, скоро бур подгрызет фундамент и внешняя стена Павловой квартиры отвалится и тяжело осядет, осыплется с пылью, глыбами бетона и белым ламинатом на территорию примыкавшей к дому школы.

Павел помчался в душ. Из зеркала глянула красноглазая, почерневшая кусками морда – борода у Павла росла неровно, с проплешинами, – но побриться он уже не успевал. Нарушен распорядок дня, и из-за этого стало тревожно, как будто небритое лицо могло накликать неудачу.

Его ждет успех, напомнил он себе, Пекин ждет. И ничто, ничто ему не помешает.

3

Соня проснулась среди ночи – ее будто толкнули в бок.

В квартире стояла тишина. Простыня и подушка рядом были холодны, в туалете и ванной темно и пусто, на кухне и балконе тоже никого. Пашкиной машины, серебристой, с приплюснутой хищной мордой, у подъезда не было. Уехал, значит. Даже не попрощался.

Соня проверила, закрыта ли дверь, по привычке глянула на черно-белую лестничную площадку на экране видеозвонка. Никого.

Она прошла на кухню, включила чайник. Четыре часа утра, но спать не хотелось совершенно. На улице уже светало, небо белело с краю. Растворив ложку кофейных гранул в кипятке, Соня открыла окно, облокотилась на подоконник и закурила.

Паша стал другим, и она не могла понять, пугает это или нет. Из-под его бесстрастной маски и раньше выглядывало что-то, щерило зубы и тут же уходило на глубину – Паша возвращал контроль. Один леденящий миг, не больше. Но этой ночью то, скрытое внутри, показало себя во всей красе, до синяков на запястьях и бедрах, до злой хватки на горле. Потом Паша, конечно, извинился, сказал, что такого больше не повторится, поджимая губы и глядя куда-то мимо Сони. Но ему же самому понравилось, она видела. Впервые он действительно был с ней, весь, полностью, и их унесло в темное, пульсирующее жарким дыханием ничто. Такого с ними раньше не случалось.

Почему он ушел? Что она сделала не так? Неужто правда всё разрушила своей историей с «контрас»? Может, позвонить ему? Но нет, не стоит, тем более в четыре утра, наверняка он спит. И навязываться не надо, она же не такая девушка.