Няня для сурового папы - Полина Довлатова

тем хороша, что на неё не может быть аллергии. В очень редких случаях и на отдельные продукты. Принеси мне два яйца, пока резать зелень не начала, а то руки в фарше. Кивнув, я топаю к холодильнику, не переставая чесать то бёдра, то спину. И правда, очень странно, что я так чешусь. Колючую одежду Некошатницы вроде не ношу больше, тогда с чего бы?

Достаю два яйца, как просил Бурый, и захлопываю дверцу. Делаю шаг вперёд собираясь передать яйца Мише, как вдруг ощущаю зуд в самом неподходящем месте. Прямо между ног!

Я замираю на месте и машинально сжимаю ноги, чтобы хоть как-то унять чесотку.

Чёрт, ну не стану же я чесать себя… там. Здесь. При Буром. Да мы ещё и готовим к тому же!

— И что, твой Кирюша, разрешает тебе в таких юбках ходить? — спрашивает Миша, явно не замечая, что со мной что-то не так.

Я же, пока он не смотрит, пытаюсь елозить бедром о бедро, продолжая при этом стоять на месте и прижимать к груди яйца.

— А что… он… эээ… по-вашему должен от меня требовать, чтобы я… эээ… паранджу носила?

— Ну, не паранджу, но такие коротки… с тобой всё нормально? — Миша поворачивается ко мне и недоумённо оценивает, как я стою в неестественной позе и не двигаюсь с места.

— Да я… эм… в порядке…

Бурый выгибает бровь.

Да мне вообще не до его бровей. Божечки мой, я сейчас сдохну! Мне надо срочно уйти отсюда и почесаться!

— Тогда отдашь мне яйца? — протягивает Миша, намекая на то, что я всё ещё стою в обнимку с яйцами, которые он попросил принести.

— А… да… конечно, — делаю шаг к нему, вытянув руку, и в этот момент чувствую острую боль прямо… в самом нежном месте, словно меня кто-то только что ТУДА укусил!

Громко взвизгиваю и роняю одно яйцо на пол.

Миша тяжело вздыхает.

— И почему я даже не удивлён, Марья Алексевна? Снова на ровном месте… Сейчас бы вы очень удивились, узнав, почему я это сраное яйцо уронила! Щёки заливает жаром стыда.

У меня продолжает невыносимо чесаться между ног. А теперь ещё и задница. И я клянусь, кто-то меня укусил мгновение назад!

— Мне надо отлучиться… — выдавливаю из себя, протягивая Бурому второе яйцо. Но взять он его не успевает, потому что я чувствую ещё один укус, от которого у меня глаза на лоб вылезают. Я снова визжу, взмахиваю рукой и поскальзываюсь на разбитом яйце. Меня ведёт в сторону, а Бурый пытается не дать мне упасть, из-за чего я падаю ему на грудь, об которую разбиваю второе яйцо.

Миша тупо смотрит на размазанное по груди яйцо, затем переводит ошарашенный взгляд на моё перекошенное лицо. И тут я снова громко визжу, потому что задницу опять кусают. Отталкиваюсь от Мишиной груди, и, зажав испачканные яйцом ладони между ног, скользя измазанной ногой по полу, бегу в ванную, игнорируя Мишино:

— Маша, какого чёрта происходит?!

* * *

Забежав в ванную, захлопываю за собой дверь. Между ног невыносимо чешется и болит.

Чёрт!

В панике подлетев к раковине, включаю кран, трясущимися руками зачерпываю холодной воды, затем отодвигаю резинку юбки вместе с трусами и брызгаю туда в надежде хоть как-то облегчить непонятно откуда взявшуюся зудяще-горящую боль.

Господи, да какого чёрта происходит?!

Шмыгаю носом и торопливо стягиваю с себя юбку. Начинаю изо всех сил чесаться, но не помогает. У меня горит уже просто всё тело! А через мгновение я снова чувствую болезненный укус в мягкое место.

Громко визжу и начинаю подпрыгивать на одной ноге как ошпаренная.

— Маша, твою мать, что у тебя там происходит?! — из-за двери раздаётся оглушительный голос Бурого, за которым следует громкий стук, видимо, кулаком.

— Н-ничего! Уходите! — хнычу, снова расчёсывая места, которые чешутся.

Боже, как стыдно-то!

— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, что происходит!

— Да я не знаю, что происходит! — провожу ногтями по коже бедра, затем чешу ягодицы. — Просто оставьте меня в покое! Я… я…

— Суп из муравья. Если ты сейчас же не откроешь эту дверь, я её снесу к чертям, Маша, я тебе это обещаю! Считаю до трёх, и уже два!

— Не надо трогать дверь! Я… хочу побыть одна… Я… — набираю в лёгкие побольше воздуха и судорожно пытаюсь сообразить, что сказать Бурому, чтобы он ушёл, но в этот же момент в отражении зеркала над раковиной вижу, как откуда-то из волос выползает муравей и быстро исчезает в вырезе футболки.

— М… мм… му.. уу, — тычу пальцем в зеркало, стараясь удержать надвигаюшуюся истерику.

— Чего ты там мычишь?! Маша, твою мать! Не молчи!

— Ааааааай! — ору на всю ванную, почувствовав, как эта красноголовая сволочь укусила меня где-то под кромкой лифчика.

Прыгаю и дёргаю ногами, как ненормальная, понимая, что они ползают по всему моему телу. Это из-за них я чесалась, и они меня кусали на кухне!

За дверью раздаётся грохот, затем шатается сама дверь, после чего с громким треском открывается и в ванную заваливается Бурый.

— Какого чёрта здесь происходит?! — рявкает, вперив в моё прыгающее тело недоумённый взгляд.

Он что, дверь плечом вышиб?!

Боже, да плевать на эту дверь! Эти сволочи меня сейчас в прямом смысле слова сожрут!

Бурый одним движением руки закрывает дверь, у которой теперь нет замка, и подходит ближе.

Я визжу ему в лицо.

— Муравьи! На мне муравьи! Господи боже мой!

— Какие ещё муравьи?!

— Вот эти! — снова взвизгиваю, указав пальцем на одного из муравьишек, только что выползшего из-под моей юбки, валяющейся на полу.

Бурый прослеживает мой взгляд, затем смачно и громко выругивается.

— Тасина ферма блин!

— Они ползают по мне и…. ай, чёрт! Они кусаются!!! — визжу, продолжая прыгать и трястись.

— Так, ну-ка тормози! Стряхни их всё!

— Я не м-могу… не могу их стряхнуть… Я боюсь насекомых!

Чувствую шевеление муравьёв под топиком и самое ужасное в трусах. Открываю рот и как рыба начинаю жадно глотать воздух, потому что у меня начинается самая настоящая истерика, перемешанная с дикой болью от укусов, которых, кажется, с каждой секундой становится всё больше и больше!

— Да твою же мать! — рявкает Бурый и начинает стряхивать с меня насекомых. — Всё, успокойся.