Марш Смерти Русского охранного корпуса - Андрей Самцевич

Одним из таких казаков-националистов был молодой доброволец Григорий Нестеров, вспоминавший, что записался в ряды 1-го полка по призыву Полякова для борьбы за независимое казачье государство во главе с выборным атаманом. Но в целом отклик был невелик – КНД удалось сформировать лишь одно подразделение из 133 человек, получившее название «Сотня вольных казаков», 7 апреля 1943 г. включенное в состав 1-го полка как 7-я рота. Из-за этого все масштабные планы потерпели крах – в августе того же года Поляков образно говорил о ситуации в РОК: «трудно казаку под лаптем». По его словам, немецкие военные круги не уделяли вопросу никакого внимания, масса казаков осталась в русских полках, зато 1-й полк использовали, чтобы «показать товар лицом» начальству [367].

Не все служившие в формировании положительно восприняли переход в Вермахт. Известно, что в феврале 1943 г. болгарское посольство в Белграде получило письмо от записавшегося на службу в мае добровольца из Болгарии по фамилии Калугин, просившего уволить его из рядов РОК. В нем он жаловался на то, что условия службы не соответствуют обещанным Абрамовым, требование давать немецкую присягу не оговаривалось при записи, а несогласным давать клятву угрожали тяжелыми последствиями[368].

Как уже писалось в конце предыдущей главы, немецкое военное командование в Сербии было вынуждено рассчитывать в немалой степени на формирования местных союзников и коллаборационистов. Наиболее надежные кадры вливались непосредственно в состав силовых структур Рейха, усиливая таким образом костяк военно-полицейской группировки в стране. Если руководство СС и полиции в регионе сделало ставку на набор добровольцев из числа местных немцев, то армейское командование увеличило свои силы за счет включения в Вермахт русского формирования. В определенной степени это, по нашему мнению, может свидетельствовать о неплохой оценке, полученной русскими эмигрантами в глазах штаба оккупационной армии.

21 января 1943 г. генералом Бадером был выпущен приказ, согласно которому должность командира корпуса отныне именовалась «Инспектор русских воинских частей в Сербии», а штаб корпуса был переименован в штаб инспектора. Уже в начале февраля название сменилось вновь – Штейфон стал «Инспектором-ге-нералом Русского охранного корпуса», оставаясь им до 9 августа, когда было восстановлено прежнее название – «командующий РОК». Тем же приказом от 21 января все центральные структуры корпуса были административно сведены в батальон «Белград», подчинявшийся начальнику оперативного (la) отдела штаба инспектора[369].

12 марта в сербскую столицу прибыла партия предназначенных для пополнения корпуса военнопленных красноармейцев в количестве 297 человек. Из них были сформированы две роты, которые после курса обучения 30 апреля были включены в состав 2-го (как 11-я, командир – гауптман Иван Кондратьев) и 3-го (как 9-я, гауптман Викентий Гетц) полков. При этом весь их офицерский и унтер-офицерский состав был укомплектован исключительно эмигрантами. Уже в марте выходивший в Софии русский журнал «Потешный» писал о советских добровольцах РОК, как о хорошо обученных, здоровых и красивых молодых людях, с которыми у эмигрантов сразу нашелся общий язык. Летом данный репортаж был перепечатан в «Парижском вестнике»[370].

Что же конкретно известно об этой группе? Одну из версий обстоятельств их вербовки можно найти в докладе министра внутренних дел Сербии Танасие Динича начальнику полиции безопасности и СД Белграда от 1 апреля 1943 г. Согласно ему, данные пленные были захвачены незадолго до этого в ходе третьего сражения за Харьков. Отправку в Сербию им объясняли потребностью в рабочей силе, и лишь по прибытии в Белград было объявлено, что они будут включены в состав шуцкора. Со стороны эмигрантов они встретили самый радушный прием: многие обнимали их и даже плакали от волнения. Вместе с тем на расспросы о ситуации в СССР прибывшие отвечали положительно, чем вызывали удивление у своих новых сослуживцев[371]. По другим данным, пленные были набраны в начале года в лагере военнопленных под Ровно (вероятно, шталаг 360). К этой же версии склоняется и пасынок гауптмана Гетца, Константин Пио-Ульский, лично общавшийся с этими солдатами. Их средний возраст был 20–25 лет и среди них были не только славяне – Пио-Ульский вспоминает, по крайней мере, одного грузина или армянина[372].

Прибытие пополнения с востока партизанами, похоже, было замечено с опозданием. Так, в июньском донесении сербского комитета КПЮ сообщалось о нескольких сотнях бывших красноармейцев в немецкой униформе, замеченных в Белграде (хотя к лету они уже покинули сербскую столицу)[373].

Отношение к акции со стороны местного и центрального руководства германской армии и спецслужб было достаточно прохладным. Здесь можно упомянуть рапорт командующего полицией безопасности и СД Белград и командира оперативной группы «Сербия» оберфюрера Эммануэля Шефера руководителю СС и полиции в Сербии группенфюреру Августу Эдлеру фон Майсцнеру от 24 марта 1943 г. В нем не только высказывались опасения касательно негативного влияния на новобранцев находившихся в шуцкоре монархистов, демократов, «ортодоксальных православных» и «представителей либерально-массонских взглядов», но и констатировались конфликты между ними и казаками-националистами. Тревогу Шефера вызывал горячий интерес к бывшим красноармейцам со стороны местного населения, которое постоянно расспрашивало тех об СССР. Имели место побеги из транспортного эшелона. Себя новобранцы называли крещеными, но разговоров о религии избегали, а в церкви зачастую крестились неправильно [374].