Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь - Карина Демина

…двадцать два года…

И немного — жизнь только-только началась — а нет, шепчутся за спиной, предрекая Богуславе незавидную участь старой девы. Дескать, избаловал ее папенька, а теперь сладу не найдет. Он же, и сам прежде ни словом, ни мыслью не перечивший дочери, вдруг стал заговаривать о будущем ее.

Замуж пора.

И кандидат нашелся подходящий, давний папенькин партнер…

…нет, не обошлось без Агнешкиного подлого вмешательства, наговорила, нашептала, а папенька и рад… думает, будто бы самому ему пришла расчудесная мысль капиталами породниться.

Она все, змеюка…

…и не слышит дорогой папенька, что будущий жених Богуславы на тридцать пять лет старше. Разве ж это любви помеха? Вот он Агнешку любит и…

…и страшно помыслить: что станется, если эта колдовка клятая понесет.

А родит мальчика?

Нехорошие мысли, темные, впору думать о том, чтоб найти ведьмака беззаконного да подкинуть в опочивальню светлокосой змеюки булавок…

Но ведь найдет.

Сообразит… и папенька разгневается. Нет, иначе надобно, исподволь… вот и старалась Богуслава, приваживала жениха… конечно, лучше бы с младшенькиным Севастьяновым братцем столковаться, однако же тот давненько в Познаньске не объявлялся, словно нарочно… можно подумать, не нашлось бы никого иного, чтоб службу на границе несть…

— Иди сюда. — Богуслава распахнула дверь, не сомневаясь, что камеристка ждет за нею. И эта девица не покраснела даже!

Подслушивает.

Доносит, но… ничего, вот вырвется Богуславушка из отчего дома, тогда и посмотрим, у кого жемчуга крупнее будут…

— Платье подай… в горох… да не в синий, слышишь, дура?

— Зеленый, панночка?

— Нет… — Кожа бледновата, а зеленый горох и вовсе придаст ей нездоровый оттенок. — Неси то, поплиновое… с розанами.

Розаны — это очень мило и по-девичьи.

— И пошевеливайся!

Долго ждать Себастьян не станет. Вот упрямый человек… точнее, ходили слухи, что не человек даже… и, конечно, эта его манера выставлять на люди хвост… придется отучать, перевоспитывать, но потом, после свадьбы, которая состоится, во что бы то ни стало.

Одевали Богуславу быстро, но без суеты. И она, уцепившись в столбик кровати, привычно выдохнула, стиснула зубы, позволяя камеристке затянуть шнуровку корсета.

— Косу плети и быстро. — Она села перед зеркалом и закрыла глаза, настраиваясь на нужную тональность беседы. Все ж Себастьян знал ее как кроткую скромную девицу… Вотан знает, чего ей стоило удержаться в образе!

Ничего…

…она улыбнулась, думая единственно о том, что весьма скоро все разрешится. И пусть метод, который избрала Богуслава для достижения цели, был свойства сомнительного, не говоря уже о полной его незаконности, но кто ж виноват, что Себастьян Вевельский в упор своего счастья не видит?

Он сидел в гостиной, о чем-то мило беседуя с…

Агнешка.

Вот тварь… а ведь собиралась к модистке. И отчего, спрашивается, не поехала? Уж не из желания ли испортить падчерице не только нынешнюю жизнь, но и будущее? С нее станется…

Змеюка.

Нет, ничего-то змеиного в обличье Агнешки, новой княгини Ястрежемской, не было, напротив, женщина сия отличалась просто-таки редкостной сладостью облика. Круглолицая, вся мягкая и пышная, с белой сахарной кожей, со светлыми, оттенка карамели волосами, с медом в голосе… и от звука этого голоса на Богуславу накатывало бешенство.

Нет.

Не здесь. Не сейчас.

Прятался в складках платья флакон из темного стекла, ждал своего часа.

— Ах, Богуслава, вот и ты! — воскликнула Агнешка, соизволив, наконец, заметить падчерицу. — А мы уж не чаяли дождаться твоего появления.

Упрек в голосе скрыть не соизволила.

— Прошу меня простить великодушно. — Богуслава потупилась и изобразила улыбку, подобающую случаю: робкую, застенчивую…

…от Агнешки пахло ванилью.

И уходить она не собиралась, напротив, устроилась в кресле, уставилась на Себастьяна светлыми, слегка выпуклыми глазенками. Глядит, едва ли не облизывается.

Чашку держит.

…ничего, дара у Богуславы хватит на малое, чтобы чашка взяла и треснула… осталась в руках ненавистной мачехи только ручка…

Ишь, взвизгнула.

И словечко-то использовала из тех, которые приличным особам и знать-то не полагается.

…по светло-кремовому атласу — пять злотней за аршин! — расплывалось уродливое пятно. Пускай… Богуслава себе эту ткань присмотрела, к ее-то медного оттенка волосам атлас пошел бы больше, но нет, видишь ли, непристойно девице дорогие наряды носить.

Ясно же, папенька не сам все это придумал.

— Ужас какой! — почти искренне воскликнула Богуслава. — Жаль платья…

— Ничего. — Агнешка отложила фарфоровую ручку на столик. — Гарольд мне новое купит…

…купит, тут и гадать нечего. И будет долго нудно выговаривать: мол, Богуславины выходки его в разорение вводят. Жена его разоряет, а не Богуслава.

— Вынуждена вас покинуть. — Агнешка встала. Уйдет, конечно, но ненадолго… и небось камеристку оставит присматривать… и служанок.

Ничего.

Богуслава не только посуду бить способна.

Оставшись наедине с князем, она потупилась, разгладила невидимые складочки на платье, выгодно простеньком, дешевеньком даже по сравнению с роскошными атласами Агнешки.

— Вы… извините, Себастьян, за сию некрасивую сцену, — тихо сказала она, глядя исключительно на собственные руки. — Иногда Агнешка любит… поиграть на публику.

— Мне кажется, не она одна.

Намек?

Или просто вежливая и уместная фраза.

А хорош… высокий, стройный. И одевается со вкусом. Нынешняя визитка, бледно-серого колеру, из аглицкого сукна сшитая, сидела идеально.

Ботинки узконосые сияли.

И запонки тоже сияли.

И булавка для галстука с крупным кабошоном. Еще немного, и смотрелось бы сие вульгарно, но Себастьян Вевельский меру знал.

…жаль, что ненаследный, но Богуслава узнавала: в перспективе подобное решение и опротестовать можно. Главное, эту самую перспективу возможной сделать.

…а вместе они хорошо смотреться будут.

— Мы не ладим, — признание честное, и вздох глубокий, преисполненный горести. — К сожалению… но к чему говорить о ней?

— Ни к чему, — охотно согласился Себастьян. — Богуслава…

Он слегка порозовел. Неужели все-таки сам додумается предложение сделать? Хорошо бы… но если не додумается, то Богуслава поможет. Она спрятала руки в пышных складках, из-за которых, собственно говоря, и выбрала платье.