Техник Большого Киева - Владимир Васильев

— Случайность. — Бюскермолен пожал плечами. — Если бы не задержка на светофоре, их бы или по асфальту размазало, или прямо в «Черкассах» сплющило бы. В кровь и железо.

Гонза не ответил, только пошевелил ушами. Знакомо дрогнула кепочка у него на голове.

— Это все лирика, — вмешался Вольво. («Ничего себе лирика, — подумал Пард отстраненно. — Четверых едва не угробило, а он — лирика…») — А вот как связать Халькдаффа с нашим путешествием на юг? Зачем он послал свой грузовик? Даже не один — кто-то ведь «Черкассы» еще и притирал, насколько я помню. На кого Халькдафф работает? Какие цели преследует, если ни на кого? И откуда, черт побери, у него информация о нашей затее?

— Может ли он работать на Жерсона? — осторожно спросил Бюскермолен.

— Кто его знает, — пожал плечами Вольво. — У меня слишком мало информации. Точнее, информации последнее время много, как и событий, но она вся какая-то подозрительно бестолковая и разрозненная. Не вяжется она ни во что стройное, никак не вяжется… Такое впечатление, что на игровое поле ставят все новые и новые фигуры, причем никто заранее не знает, на что они способны. И фигуры эти движутся сами по себе, а не подчиняясь командам единого разума.

— Другими словами, — вдруг вмешался молчавший до сих пор Гонза, — никакой враг на нас не ополчился. На нас ополчилась сама судьба.

Вольво задумчиво пошевелил бровями.

— Не совсем верно… Но в общем — именно так. Просто я не верю в судьбу. И поэтому не могу дать название силе, которая противопоставила себя нам. Но я боюсь, что это страшная сила, потому что она заставляет живых нарушать клятвы и поднимать оружие. Она ломает систему, устоявшуюся систему отношений между живыми в Большом Киеве.

— Шеф, — вдруг вмешался невозмутимо молчавший до этого Дюша. — А если наоборот? Если это мы пытаемся сломать устоявшуюся систему? Что есть город по сути? Именно система, сложнейшая система, в которой все уравновешено и взаимосвязано. Появись здесь живые, способные строить рукотворные машины, и система изменится до неузнаваемости, если не рухнет вовсе.

Пард сначала просто хмыкнул, оценив, с какой непринужденностью Дюша назвал Вольво шефом, а потом до него дошло. И он замер, как источником техники пораженный.

— То есть… — протянул Вольво и обменялся с Инси быстрыми взглядами. — То есть на нас ополчился город? Ты это хотел сказать?

— Да. Впрочем, возможно, не только город, не только Большой Киев. В других ведь городах все обстоит точно так же, как и у нас. А кроме того, города нашего мира наверняка тоже образуют систему. Законченную и совершенную, как кристалл из ювелирного.

— Черт возьми! — выдохнул Гонза и яростно поскреб пятерней под кепочкой. — Система хочет жить, и она защищается. Заставляет заурядных мелких бандитов нападать на поезд, устраивает облаву в Смеле, насылает на нас сумасшедшие грузовики Халькдаффа… Я даже боюсь предположить, что еще свалится нам на голову в ближайшие дни…

Вольво снова обменялся с Инси быстрыми взглядами, словно искал у нее поддержки.

— Не приписывайте системе качеств живых, — раздельно произнес вирг. — Не хотите ли вы сказать, что она разумна?

— Шеф, — хрипло пробасил Бюскермолен, подняв руку. — Никто этого и не говорит. Система стабильна, сами подумайте: вот уже много лет ничего в ней не меняется. Неизвестно откуда берутся машины. Неизвестно откуда берутся припасы на складах. Неизвестно почему ходят по Киеву груженые поезда и куда девается то, что они возят…

— Ну, это, положим, известно. На те же склады. В магазины еще, — фыркнул Вольво. — Скажите просто, что вас поразила догадка нашего нового коллеги и вы теперь изо всех сил пытаетесь подвести под нее почву. Некую непротиворечивую базу.

— Но раз система сумела многие годы оставаться действующей, значит она умеет следить за изменениями в себе и рядом с собой и наверняка умеет нейтрализовывать эти изменения. Она и нас вполне может отследить и попытаться обезвредить во имя собственного блага.

— Мы только сделаем ее гибче и могущественнее, если научимся делать машины. Зачем ей сопротивляться? Ты думал об этом, Бюс?

Гном опустил взгляд.

— Прирученному грузовику тоже живется куда лучше, чем дикому. Но дикие на охоте почему-то всегда сопротивляются. До последнего. К тому же, вы сами, шеф, недавно призывали не приписывать системе разум.

Вольво не ответил. Вольво задумался.

Гонза нервно снял кепочку, потискал ее в ладонях и вновь нахлобучил на макушку. Уши его беспрестанно шевелились, как лопухи на ветру. Гоблин размышлял и глаза его поблескивали в сумерках, словно две гнилушки из какого-нибудь позабытого эльфами парка.

— Рукотворные, болеющие и смертные машины вполне способны многое изменить в Большом Киеве. Вдруг от них заразятся местные, киевские? И дикие, и прирученные. Начнут болеть и умирать. Сможем ли их лечить? И сможет ли выжить город, если многие машины умрут? Сможет ли он совсем без машин?

— Хватит, — оборвал его Вольво. — Я тоже умею думать и сопоставлять. И я не говорил, что несогласен с этим. Просто я против поспешных выводов. Поверив в это, мы можем проглядеть истинную причину и не сумеем противостоять ей. Если, конечно, все сказанное здесь не оправдается…

— Пойдемте-ка спать, — сказала Инси негромко. — Вон, команда уже поутихла. Да и у меня глаза слипаются…

Пард из темноты поглядел на нее — ладную и манкую женщину-человека.

«Я б с тобой поспал…» — подумал он бесстыдно.

В тот же миг Инси отвела глаза от перемигивающихся угольков в кострище и пристально поглядела на Парда. Пард вздрогнул и поспешно уставился в сторону.

Вольво встал.

— Бюс, завтра с утра визиты. Роел, остаешься здесь командовать. Живым отдыхать, и потише, потише. По возможности не высовываться за ворота. Пард, Гонза, вы знаете, чем заняться. Вариант с яхтой избран основным, так что действуйте. Дюша, тебе, полагаю, лучше остаться на хозяйстве со всей этой оравой.

Дюша послушно кивнул, причем сделал это неторопливо и с достоинством. Будто седобородый, умудренный долгой жизнью гном.

Вольво вздохнул и напоследок справился:

— У тебя компьютер-то в доме есть?

— Есть.

— А к сети подключен?

— Подключен.

— А адрес приоритетного линка на Центр знаешь?

— Знаю.

— Пойдем покажешь… Технику Большого Киева отчет нужно переслать…

Они удалились в Дюшину комнату и некоторое время Пард еще замечал в окне отсветы от мерцающего экрана. Когда все закончилось, он пошел к себе.

В маленькой угловой комнате, на своем наконец-то жестком топчанчике, Пард мгновенно провалился в глубокий сон. Только прилег — топчанчик раз-другой качнулся, наверное, от выпитой «Южной розы», и унес его экспрессом в очередное николаевское утро.