Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

можно даже с книжного отдела в каком-нибудь торговом комплексе. Вложений больших не понадобиться.

— И сколько нужно вложить?

— Всего-то тысяч семьдесят — это на обустройство точки и в качестве оплаты за аренду в первые несколько месяцев. Нанимать тоже никого не надо: я сам буду работать продавцом первое время. Главное, — тут Павел Федорович сделался вдруг серьезнее, — у меня сохранились контакты в той компании, где я работал, и они могут предоставить мне крупную партию книг с отсрочкой оплаты. Есть возможность брать товар под реализацию и расплачиваться за него по мере продажи!

— Здорово! — пылко произнес Майский, явно увлеченный речью Павла Федоровича. — Пусть Рома с Дульцовым в Китай едут — мы с тобой здесь бизнес сделаем!

— Я эту систему уже раскусил и все детально продумал, — с сияющим видом произнес Павел Федорович. — Можно будет обсудить, если идея тебя заинтересовала.

— Ты где сегодня остановишься? — спросил у него Майский.

— Вообще думал к дочкам поехать.

— Зачем ехать по темноте? Тем более уже за полночь и никакой транспорт не ходит. Лучше переночевать у меня дома, а завтра сутра уже и поедешь.

— Я точно тебе не помешаю?

— О чем речь? Конечно нет.

— Ну что тогда? Пойдем? — сказал Павел Федорович, окинув взглядом присутствующих, как бы согласовывая со всеми свое внезапное решение оставить компанию. — Надо хорошо выспаться — завтра с утра много дел.

— Пойдем, — поддержал его Майский и встал из-за стола.

Выйдя в прихожую, они начали одеваться. Павел Федорович быстро влез в свои летние, сделанные из мягкой черной кожи туфли, которые были настолько сильно растоптаны, что для этого ему не понадобилось даже расшнуровывать их; на голову надел дешевую вязаную шапку, а на тело, прямо поверх рубашки, легкую и очень тонкую куртку, способную защитить разве что от дождя. Вся одежда Павла Федоровича имела крайне плачевное состояние и никак не соответствовала текущему времени года с периодически еще случавшимися заморозками; вещи же его составляла небольшая спортивная сумка, с виду казавшаяся абсолютно невесомой и пустой.

Одевшись, он посмотрел на Майского, и, увидев, что тот уже почти собрался, повернулся к провожающим, которые все дружно вышли из зала и стояли сейчас, теснясь в маленьком коридоре, где было уже не развернуться.

— Ну ладно. Юля, Марина, Алина — до свидания, — громко сказал Павел Федорович, растянувшись в широкой улыбке и блистая своими металлическими зубами. — Ромка, пока, — протянул он руку Роману.

— До свидания, дядя Паша, — сказал Роман. — Вы потом обязательно мне свой номер телефона дайте.

— Как только появится — сразу всем отправлю, — заверил Павел Федорович и, достав из кармана пачку сигарет, обратился к брату: — Леня, пойдем с тобой покурим?

— Пойдем, — принял предложение Леонид Федорович. Он надел тапочки, накинул куртку и вышел из квартиры вслед за братом.

Квартира Леонида Федоровича и Юлии Романовны находилась на первом этаже пятиэтажного дома. Стены в их подъезде, похоже, не красили очень давно, потому что синяя краска от старости вся потрескалась и облупилась. Отлетая целыми кусками, она оголяла то тут, то там слой зеленой краски, в которую были покрашены стены до этого, а кое-где под зеленой краской проглядывал даже какой-то светло коричневый цвет, но его уже не могли припомнить и старожилы, живущие в доме с самой его постройки. Свет на лестничной площадке был тусклый и раздражающе мигал: он то погружал ее в кромешную темноту, то опять освещал, постепенно усиливая яркость, но потом снова, как бы захлебываясь, начинал интенсивно мигать и, наконец, потухал. Воздух был очень влажный, наполненный стойким неприятным затхлым запахом, распространявшимся откуда-то снизу, от маленькой деревянной двери, ведущей в подвал. Запах был такой тяжелый и насыщенный, что Павел Федорович, человек по своей натуре очень впечатлительный и брезгливый, невольно затаил дыхание, и все трое мужчин поспешили на свежий воздух. Выйдя наружу, они встали тут же возле входа на небольшом пятачке, который был освещен фонарем, висевшим над дверью подъезда. На улице было свежо и даже морозно, и Павел Федорович, всеми силами старавшийся в подъезде не дышать, сейчас с явным удовольствием сделал глубокий вдох.

— Ты не куришь, Максимка? — вдоволь надышавшись, поинтересовался он у племянника.

— Нет, — сухо ответил тот.

Майский бросил вредную привычку лет двадцать назад, но дядя неизменно при каждой их встрече обращался к нему с этим вопросом, что порядком его раздражало.

— Правильно Максимка. Все это ерунда, — механически заключил Павел Федорович, похоже, и в этот раз не удосужившись осмыслить услышанное.

С этими словами он хотел было предложить брату угоститься у него сигареткой, но увидев, что тот уже приготовил свои, достал одну для себя, а пачку убрал назад в карман. Они закурили и все трое встали в ряд, плечом к плечу, смотря прямо перед собой. Время было уже довольно позднее: в домах поблизости почти не осталось освещенных окон, а двор был абсолютно пуст; тишину прерывали только отдаленные звуки машин, изредка проезжавших по улице где-то за домом.

Несколько минут прошло в полном молчании. Было очевидно, что Павел Федорович позвал брата, чтобы о чем-то с ним поговорить, но с того момента как они вышли из квартиры он так ни разу не обратился к нему, а лишь просто курил.

— Что-то прохладно на улице, — нарушил тишину Майский, съежившись и слегка передернув плечами. — Я, наверное, пойду домой. Дядя Паша, ты же помнишь, где я живу? — поинтересовался он, прекрасно зная ответ и желая лишь удостовериться, что тот не обидится его уходу.

— По-омню Максимка! Ты иди, иди; не беспокойся за меня! Я сейчас тебя догоню, — ответил Павел Федорович громко, но при этом и совершенно безучастно к внутренним сомнениям племянника, будто думая только о том, чтобы тот уже поскорее удалился.

Впрочем, Майскому этого было более чем достаточно.

— Не боишься так оставлять? — как только племянник скрылся за углом дома, обратился Павел Федорович к брату, кивнув в сторону стоявшей неподалеку под окнами старенькой, но еще довольно бодро выглядящей машине советского производства темно-фиолетового цвета.

— Нет… Чего боятся? Двор тихий, не проходной.

— Бегает-то еще нормально?

— Хорошо бегает, — скупо обронил Леонид Федорович.

— Как Юля?

— В порядке.

— Работает?

— Да.

— Там же, секретарем?

— Да.

— Слушай, Леня, ты мне денег не займешь? Тысяч пять… на месяц, — все также не смотря на брата, быстро поинтересовался Павел Федорович, сделав это без какой либо паузы, как-бы между прочим.

Обратившись со своей просьбой, внешне Павел Федорович сохранял прежний веселый настрой и жизнерадостную интонацию в голосе, но в душе он испытывал чувство глубокой вины. Это чувство происходило из того факта, что он уже