Эскортница - Ольга Вечная

понимает. Я едва не плачу.

Вполне возможно, Истомин пригласит этих девчонок к нам присоединиться. Или же переночует у них, сообщив, что я могу спокойно дочитать книгу.

Некоторое время наблюдаю за тем, как Артём подтягивается. Делает это ловко и быстро. Разозлившись, принимаюсь разминаться. Некоторые мышцы ноют после вчерашней нагрузки, и зарядка — настоящий кайф. Я включаю музыку в наушниках погромче.

Подхожу к станку и закидываю ногу повыше. Начинаю тянуться. Поворачиваюсь и упираюсь руками в пол. Вновь «вырастаю». Меняю несколько любимых поз из йоги. Потом шпагаты: левый, правый, поперечный. Беру твердый мячик и, опять заняв место у станка, проминаю ступню, наслаждаясь приятнейшей болью.

Не сразу понимаю, что ко мне подошли. Прервавшись, вытаскиваю наушник — рядом стоит симпатичная девушка.

— Что? Простите, не расслышала.

— Я Ника. — Она протягивает руку, которую я пожимаю. — Вижу, вы тоже любите совместить спорт и отдых?

— А, да. Люблю. Галина. Вы что-то хотели? Я заняла ваш станок? Вот еще же есть.

— Нет, что вы! Я так не умею. Мы тут отдыхаем компанией. — Ника кивает в сторону троих парней. — Ребята классные, и вы одному очень понравились. Я подошла пригласить вас. Нет-нет, не волнуйтесь, мальчики хорошие! Нам просто скучно: я одна девчонка, их трое. Сами понимаете.

— О нет, спасибо, я отдыхаю с парнем.

— Точно? Может быть, дадите ссылку на вашу страницу? Или номер? Мы бы списались чуть позже. Вы очень сильно понравились моему другу. Я бы сказала, безумно. А он потрясающий. Добрый, щедрый.

Щеки вспыхивают, нутро сжимается от ужаса. Я бросаю воровской взгляд в сторону «мальчиков», у которых бороды сантиметров десять. Не хочу. Боже, да почему все хотят меня купить! У меня что, на лбу написано, что я шлюха?!

— Спасибо, но нет.

Отворачиваюсь и подтягиваюсь на турнике. Девушка отходит, но вскоре возвращается с подмогой.

Парни начинают восхищенно свистеть. Я спрыгиваю на пол и оборачиваюсь.

Артём появляется словно из ниоткуда. Приобнимает меня за талию.

— Привет, — говорит. Смотрит на каждого по очереди, взгляд по две секунды задерживается, словно Истомин показательно запоминает. — Чем-то могу помочь?

— Зовут вместе провести время, — поясняю я, обнимая его сильнее. На миг пронзает паникой — Артём же не разрешит мне пойти с ними?!

— Да мы так, просто поинтересовались, — начинает один. — Мы отдыхаем, хотим, чтобы всем было весело. Может, присоединитесь к нам? — Снова смотрит на меня.

Пульс бахает.

— Нам весело вдвоем, — обрубает Артём.

— Тогда извините.

Парни быстро ретируются.

— Всё в порядке? — спрашивает Артём.

Пульс все еще немного шалит. На меня и раньше обращали внимание, но не так часто. Обычно я стараюсь скромно одеваться. Да и не пересекалась с таким количеством взрослых богатых мужиков.

— Я бы и сама справилась, но спасибо.

— Они давно за тобой наблюдали. Еще тот дед на виагре. — Артём незаметно кивает в сторону мужчины в возрасте. — И вон те тренера.

Так же вежливо, как на собеседовании, я улыбаюсь. Сердце со вчерашнего вечера словно льдом покрыто.

— Ты следил за мной?

— Приглядывал.

— Я бы не стала с кем-то крутить во время твоего отпуска. Могу поклясться.

— Приглядывал по другой причине. Позавтракаем вместе, если ты закончила? У нас много планов на сегодня.

Завтракаем мы на свежем воздухе в прекрасном месте. Мне ужасно хочется сладкого после пережитого стресса и бездонного разочарования в себе: не у каждой девушки в памяти есть момент, когда мужчина выгнал ее голую из постели. Хотелось бы ставить другие галочки: «Выполнено».

Поэтому заказываю венские вафли с мороженым. Артём бодро ест яичницу с сосисками. Читает документы, что я ему исправила.

— Всё в порядке? — спрашиваю на всякий случай. — Там кое-что оставлено под вопросом, мне кажется, так не стоит формулировать.

Он осекает взглядом, и я замолкаю. Сам так сам.

Веру в себя хранить сложно. Я точно знаю, что мне нельзя возвращаться домой, там ждет ад похуже, чем у Паланика. Это делает смелой и заставляет двигаться вперед. Даже после такого страшного позора.

— Где ты выросла, Галя? — Артём наконец откладывает планшет. — Что это за место такое, где растят красивых девочек, способных и юридический текст поправить, и эротических массаж организовать?

Что ж. Я немного рассказываю о нашей общине.

— У нас принято друг другу помогать. Учителя занимаются с детьми бесплатно. Мой отец врач, очень уважаемый человек. К нему, наверное, все ходят, денег он ни с кого не берет. Поэтому и к его детям такое отношение.

— Как называется ваша религиозная секта?

Игнорирую.

— Вообще, здорово быть ребенком в такой общине. Взрослому тяжелее: нужно много отдавать. — Молчу немного и добавляю: — Все, что у него есть: деньги, время, силы. — Продолжаю мысленно: «И рожать детей». — Денег вечно ни на что не хватает.

— И ты стала проституткой.

— Это временно.

— Почему, кстати, не спонсорство?

— Мне хочется независимости. Проституция дает деньги и, как ни странно, свободу. Я сама выбираю, с кем спать. Всегда могу отказаться.

— Это ты мне пытаешься польстить или правда в это веришь?

— Так и есть! — возражаю эмоционально. — Тогда как, будучи содержанкой, нужно слушаться одного мужчину, быть у него на побегушках двадцать четыре на семь. Он дает дом, деньги, подарки, но при этом так же легко все это заберет в один миг. Ни за что бы на такое не согласилась.

Некоторое время мы говорим обо мне, об общине и о моем отце. Прекрасном человеке, который с детства был моим кумиром. С таким уважением к нему все относились и относятся!

— Папа и правда помогал людям искренне и от души, — продолжаю делиться. — Я его обожала.

— Почему в прошедшем времени? Он умер, ты поэтому пошла на панель?

— Нет, — смеюсь. — Слава богу, жив-здоров. Иногда девочки становятся плохими при живых отцах. Забудь, не хочу тебя грузить. Ты в отпуске.

— Расскажи. Подробно.

— Хорошо. Когда мне было двенадцать, я застукала его на измене, но никому не сказала. Думала, это случайность. Или, может, померещилось. Но около года назад я работала в баре на побережье. Работала много и тайно от семьи: у нас считается, что разливать алкоголь — работа неуважаемая. Платили там хорошо. Отец меня не узнал. Он больше часа