Смерть Запада - Патрик Бьюкенен

В 1990-х годах иммигранты и их дети обеспечили все 100 процентов прироста населениях в штатах Калифорния, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Иллинойс и Массачусетс, а также свыше пятидесяти процентов прироста населения в штатах Флорида, Техас, Мичиган и Мэриленд68. Поскольку Соединенные Штаты выдают эмиграционные разрешения большинству ближайших родственников иммигрантов, европейцам попасть к нам становится затруднительно, зато на нашей территории все чаще оказываются, к примеру, целые деревни из Сальвадора.

Результат нарастания иммиграции из стран «третьего мира» может предоставить статистика. Средний возраст евроамериканца — 36 лет, средний возраст латинос — 26 лет. Средний возраст всех некоренных американцев — 33 года, что значительно ниже остальных этнических групп Америки; например, для англосаксов этот показатель составляет 40 лет, а для ирландцев и шотландцев — 43 года. Отсюда возникает вопрос: депортируя ежегодно от силы 1 процент от одиннадцати миллионов нелегальных иммигрантов, не нарушает ли правительство США своей конституционной обязанности защищать права американцев?69 Судите сами:

• треть легальных иммигрантов, прибывающих в США, не имеют полного среднего образования. Около 22 процентов не имеют даже неполного среднего образования — в сравнении с 5 процентами коренных американцев;70

• свыше 36 процентов от общего числа иммигрантов и 57 процентов иммигрантов из Центральной Америки не зарабатывают двадцати тысяч долларов год. Среди иммигрантов, прибывших в США после 1980 года, 60 процентов до сих пор не зарабатывают этой суммы;71

• 29 процентов иммигрантских семей находятся за чертой бедности, что вдвое превышает число таких семей среди коренных американцев;72

• иммигранты пользуются бесплатной раздачей продуктов по программе социальной безопасности и программе школьного питания в 100 случаях из ста, тогда как коренные американцы — максимум в пятидесяти случаях из ста;73

• по оценке Министерства труда пятьдесят процентов потерь реальной заработной платы американских граждан с низким уровнем доходов приходится на иммигрантов;74

• по статистике 1991 года некоренные американцы совершили 24 процента всех преступлений в Лос-Анджелесе и 36 процентов всех преступлений в Майами;75

• в 1980 году в федеральных тюрьмах и тюрьмах штатов находилось девять тысяч преступников из числа некоренных американцев. К 1995 году эта цифра возросла до пятидесяти девяти тысяч, причем сюда не включены преступники, успевшие стать гражданами США, и криминальные элементы, высланные Кастро с Кубы;76

• между 1989 и 1994 годами количество нелегальных иммигрантов в тюрьмах Калифорнии утроилось — с пяти тысяч пятисот до восемнадцати тысяч человек77.

Легко заметить, что в приведенных выше статистических сводках не упоминаются переселенцы из Европы и что ряд показателей, например низкий образовательный уровень, неприменим к выходцам из Азии.

Тем не менее массовая иммиграция из стран «третьего мира» продолжается, поскольку «приносит пользу бизнесу», в особенности такому, где используется большое количество рабочих рук за мизерную плату. Весной 2001 года Комитет политических действий в бизнесе (BIPAC) распространил «мобилизационные повестки для простых людей»78. По сведениям «Уолл-Стрит Джорнел», 400 высокотехнологичных компаний и 150 торговых ассоциаций «призывают к нормализации отношений и торговле с Китаем… и ослаблению иммиграционного законодательства для обеспечения потребности в рабочих руках»79. Но то, что хорошо для Америки корпоративной, отнюдь не обязательно будет хорошо для американской глубинки. Когда речь заходит об открытии границ, корпоративные и национальные интересы не то что не совпадают — вступают в резкое противоречие друг с другом. Если американская экономика впадет в затяжную рецессию, мы узнаем, остается ли наша страна по-прежнему «плавильным тиглем народов».

Впрочем, массовая иммиграция ставит куда более серьезные вопросы, нежели рабочие места или зарплаты. Решается, ни много ни мало, судьба Америки как государства.

Что такое нация?

Большинство людей, покидающих родные края и перебирающихся в Америку, будь они из Мексики или из Мавритании, суть люди достойные, никак не преступники. Они приезжают к нам в поисках той самой «лучшей жизни», которую искали наши европейские предки. Они приезжают работать, они подчиняются нашим законам, они радуются свободе и возможностям, которые перед ними открываются; большинство любит Америку, многие хотят обзавестись американскими семьями. Таких людей можно встретить повсюду. Однако нарастающее количество иммигрантов из стран, культура которых имеет мало общего с американской, поднимает вопрос — что такое нация?

Некоторые определяют нацию как народ, объединенный общим происхождением, языком, литературой, историей, героями, традициями, обычаями, установлениями и верой, как народ, который жил с незапамятных времен на конкретной территории. Таково «почвенническое» представление о нации. Среди тех, кто поддерживал это представление, был государственный секретарь Джон Куинси Адамс, установивший следующие правила для иммигрантов: «Они должны сбросить свои европейские шкуры и больше их не надевать. Они должны смотреть вперед и думать о потомках, а не о предках»80. Теодор Рузвельт, выступавший против «ура-американизма», как кажется, разделял воззрения Адамса. Вудро Вильсон, выступая в 1915 году в Филадельфии перед натурализованными иммигрантами, вторил Теодору Рузвельту: «Человеку, причисляющему себя в Америке к конкретной этнической группе, еще только предстоит стать американцем»81. Идея об американцах как особом народе впервые была высказана Джоном Джеем в «Федералисте 2»:

«Провидение соблаговолило одарить эту чудесную землю единым народом — происходящим от одних и тех же предков, говорящим на одном и том же языке, исповедующим одну и ту же веру, приверженным одним и тем же принципам управления, схожим в манерах и традициях, готовым объединять усилия и с оружием в руках сражаться в ожесточенной и кровопролитной войне во имя благородных целей свободы и независимости»82.

Правда, кто сегодня назовет американцев «единым народом»?

Мы происходим от разных предков. Мы больше не говорим на одном языке. Мы не привержены одной вере. Мы уже не просто католики, протестанты и иудеи, как охарактеризовал американское общество социолог Уилл Херберг в своем «Исследовании американской религиозности» (1955)83. Мы теперь — протестанты, католики, иудеи, мормоны, мусульмане, индуисты, буддисты, даосы, синтоисты, поклонники Сантерии, «нью-эйдж», вуду, агностики, атеисты, гуманисты, растафари и сатанисты. Даже упоминание имени Христа во время инаугурационной церемонии дало повод покритиковать мистера Буша за «неуважение чувств верующих» и «пренебрежение к другим конфессиям»84. Журнал «Нью Рипаблик» высмеял «церковников, проповедующих с президентского помоста»85. Мы не можем найти согласия во всем — существует Бог или нет, когда зародилась жизнь, что этично, а что неэтично… Мы больше не едины «в манерах и традициях». Мы не сражаемся бок о бок в «ожесточенной и кровопролитной войне». Золотое поколение давно сошло со сцены. Для остальных же такой войной является Вьетнам, а по отношению к нему о единении общества не было и речи.