Фурцева - Леонид Млечин

Лаврентий Павлович как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он в страхе опустился на колени. Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений, и Берия мог больше не тревожиться.

К счастью для его соратников, Сталин так и не выздоровел.

«Отец умирал страшно и трудно, — писала Светлана. — Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она задушила его у всех на глазах. В какой-то момент — не знаю, так ли на самом деле, но так казалось — очевидно, в последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью…

И тут, — это было непонятно и страшно, и я до сих пор не понимаю, но не могу забыть — тут он поднял вдруг левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Маленков, Молотов, Берия и Хрущев поделили власть, когда Сталин еще был жив и врачи даже сообщали о некотором улучшении его состояния. Но они поняли, что если Иосиф Виссарионович и оклемается, то руководить страной уже не сможет.

Пятого марта 1953 года в восемь вечера в Свердловском зале открылось совместное заседание членов ЦК, Совета министров и президиума Верховного Совета. Присутствовала и Фурцева. Собрались задолго до назначенного часа. Никто ни с кем не разговаривал. Появились члены избранного Сталиным бюро президиума ЦК, с ними были Молотов и Микоян. Самые трудные времена для них миновали.

Это подметил наблюдательный Константин Симонов: «У меня было ощущение, что старые члены политбюро вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения… Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их. Они были какие-то распеленатые, что ли…»

Заседание длилось ровно сорок минут. Фурцева и остальные собравшиеся в зале с волнением вслушивались в слова людей, которые взяли на себя всю власть в стране.

Открыл его секретарь ЦК и МК партии Никита Сергеевич Хрущев. Прежде всего дал слово министру здравоохранения Андрею Федоровичу Третьякову (он был назначен министром в январе 1953 года с поста директора Центрального института курортологии). Тот рассказал о безнадежном состоянии вождя.

Хрущев сообщил:

— Члены бюро президиума ЦК поочередно находятся у постели товарища Сталина. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании.

Никита Сергеевич предоставил слово Маленкову. Георгий Максимилианович объяснил, что товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но состояние его настолько тяжелое, что, если даже он победит подступившую смерть, очень долго еще не сможет работать:

— Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас. Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве.

После этой преамбулы на трибуну вышел Берия и объявил, что в создавшейся обстановке необходимо назначить главу правительства:

— Мы уверены — вы разделите наше мнение, что в переживаемое нашей партией и страной трудное время у нас может быть только одна кандидатура на пост председателя Совета министров, кандидатура товарища Маленкова.

В зале с готовностью закричали:

— Правильно! Утвердить!

Маленков опять вышел на трибуну и предложил утвердить первыми заместителями главы правительства Берию, Молотова, Булганина и Кагановича. Количество членов президиума ЦК сократили вдвое. Затем были поделены все остальные должности.

Сталин умер через час с небольшим после того, как дележ руководящих кресел закончился. На похоронах Сталина выделялась делегация Лубянки — члены коллегии МГБ и партийного комитета с венком «И. В. Сталину от сотрудников государственной безопасности страны». Высшим чиновникам, вспоминает ветеран госбезопасности Виктор Алидин, выдали именные пропуска для прохода на Красную площадь «на похороны Председателя Совета Министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС, генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина».

Впереди процессии шел первый заместитель министра внутренних дел СССР Иван Александрович Серов, за ним генералы, которые на красных подушечках несли награды Сталина, затем ехала машина с орудийным лафетом, на котором стоял гроб, закрытый сверху стеклянным колпаком. На гранитной лицевой панели, изготовленной на Долгопрудненском камнеобрабатывающем заводе для мавзолея, уже были слова «Ленин — Сталин».

У Екатерины Алексеевны Фурцевой было в те дни много хлопот, связанных с организацией траурных мероприятий. Но главная проблема состояла в том, чтобы понять новую структуру власти. Никита Хрущев был освобожден от обязанностей первого секретаря Московского комитета, чтобы он «сосредоточился на работе в Центральном комитете КПСС». Фурцева должна была прежде всего понять, кто теперь хозяин в стране и городе, на кого надо ориентироваться.

Хрущев в мемуарах мало пишет о Фурцевой. Наверное, потому что с годами в ней разочаровался. Но поначалу он очень симпатизировал молодой женщине — секретарю горкома. В отличие от Сталина, Никита Сергеевич охотно продвигал женщин. На его любимой Украине секретарем республиканского ЦК стала Ольга Ильинична Иващенко. Обычно женщины-секретари занимались культурой и образованием. Иващенко же курировала отдел оборонной промышленности ЦК компартии Украины. Она, кстати, сохранила уважение к Никите Сергеевичу до конца, осенью 1964 года, когда снимали Хрущева, не переметнулась на сторону его противников.

В отношении Хрущева к Фурцевой не было ничего личного, что бы тогда ни говорили. Постель редко играла решающую роль в карьерном росте женщины, возможно потому, что в партийный аппарат, словно нарочно, отбирали дам не слишком привлекательных. Екатерина Алексеевна, конечно, была приятным исключением. Но в отличие от Леонида Ильича Брежнева Хрущев хранил верность жене и с особами прекрасного пола устанавливал исключительно деловые отношения. Кстати, снисхождения никому не делал и с женщин спрашивал как с мужчин.

Через год с небольшим после смерти Сталина, 26 мая 1954 года, Екатерина Фурцева была утверждена первым секретарем городского комитета партии. Ни одна женщина до нее не возглавляла столь крупную партийную организацию. К тому же Московский горком вывели из подчинения областному комитету, так что Екатерина Алексеевна стала полноправной хозяйкой огромного города.

А ее предшественник Иван Васильевич Капитонов перебрался в обком партии, располагавшийся по соседству. Это было понижение, потому что без столицы Московский обком потерял свое значение. Хрущеву инертный Капитонов не глянулся, а энергичную Фурцеву, ее работу, характер — оценил. Если она обещала что-то сделать, то можно было не сомневаться: доложит об исполнении поручения точно в срок.