Церковь и государство. Две головы власти в России - Ефим Грекулов

Именно на фоне «объядения и безмерного упивания» вырисовываются прочие, столь характерные особенности в быту нашего духовенства.

Отдавая дань прочим человеческим «слабостям», духовенство и в половом вопросе не было на высоте и усердно занималось разрешением этой проблемы в специфически церковных условиях.

Уже из беглого знакомства с историческими документами приходится сделать вывод, что русское духовенство в этом щекотливом вопросе оказалось ничуть не скромнее своих западноевропейских собратьев. Разврат среди духовенства принимал столь большие размеры, что эта сторона жизни духовенства, наряду с прочими пороками, делала его притчей во языцех для современников…

Конечно, эти особенности церковной жизни, чрезмерное увлечение «женским» и вообще половым вопросом (эту поправку приходится делать, учитывая пристрастие духовенства и к не-женщинам, о чем ниже) характерно не только для рассматриваемой нами эпохи, но и для духовенства современного.

Но в отличие от дооктябрьской эпохи, когда всякий недостаток среди духовенства подвергался обязательному замалчиванию, нравы до XVIII века были значительно проще и откровенней. И этой простоте нравов мы обязаны тем, что до нашего времени дошли в подлинниках исключительные акты, которые дают нам возможность разоблачать, основываясь на документах, истинное лицо духовенства, ведущего именно «монашеский» образ жизни.

Женщины так основательно эротически «возмущали» наше духовенство, что иностранцы, посещавшие Московское государство, неизменно останавливали свое внимание на этом «увлечении» и отмечали виденные ими бытовые картинки в своих записках.

Вот как, например, отзывается о монастырских нравах иностранец Мейерберг, оскорбленный в своем целомудрии при ближайшем знакомстве с нашими монастырями: «Тогда как в семействах, пишет он, женская половина ограждается если не стыдом, то строгим заключением, в женских монастырях не соблюдаются священные установления. Ограды женских монастырей не запираются никакими замками. Таким образом любопытный пол, не стесняясь ни какими препонами, допускает в свои обители мужчин и, по окончании службы, которая оканчивается еще до рассвета, свободно бродит по городу. Так как монастыри не берегут стыдливость и честность, то чувственность заграждает доступ каким бы то ни было увещаниям: он дает полный простор своим пожеланиям и, поддаваясь без разбора всем увлечениям, стремится в бездну бесславия, оскорбляя таким образом всякое благородное чувство и уничтожая благородное покрывало».

Как рассказывает иностранец Корб, монахи открыто предаются сладострастию на улицах, «лишившись всякого стыда».

Эти проявления монашеского темперамента могли быть доступны для иностранцев только в некоторых случаях; практика, существовавшая в этой области во всех слоях духовенства, на самом деле была значительно богаче и ярче, чем те скудные наблюдения, которые запечатлены в записках иностранцев. И нужно отдать справедливость русскому духовенству, что в этой области, как и в области безмерного упивания, оно обнаружило значительное «дарование», возвышаясь нередко до блестящих «подвигов».

Злостное использование духовенством своего влияния достигло таких размеров, что церковное начальство вынуждено было насторожиться. Так, церковными правилами стало уже запрещаться священникам, не пришедшим в «целомудренную старость», принимать к себе на исповедь лиц женского пола, «да не помышлением соблажняется, ибо дьявол со женами творит брань людям». Только священнику, пришедшему в старость и имеющему жену, разрешалось принимать на исповедь женщин. «Юной же иерей отнюдь да не посмеет приити ни едину душу, понеже слепец слепца водят-оба в ров впадется». Правила устанавливают также, что женщина при исповеди должна стоять с покрытой головой, «в прусте церковном» (на паперти), причем двери наружные должны быть открыты «соблазна ради». Была установлена специальная епитимия, если церковник поцелует женщину: «Аще чернец поцелует како жену, пост 40 дней, и поклонов 80 на день».

Но даже столь «суровое» наказание не избавляло духовенство от искушений дьявола в образе женщины, и такому искушению подвергалось не только низшее духовенство, но и церковная аристократия. Как видно из грамоты 1634 года, архиепископ Суздальский Иосиф был отправлен в Сийский монастырь на жительство за бесчинство: «Что он живет не по святительскому чину, делает многие непристойные дела».

* * *

Вопросу о церковной нравственности уделяли большое внимание церковные обличители того времени.

Проповедники эти, отдавая дань необходимости, спускаются даже до обсуждения некоторых интимных подробностей в этом вопросе и с серьезностью пытаются установить господствующую точку зрения.

Митрополит Даниил дает совет духовенству, чтобы избавиться от искушений, «бежать сонмищ лукавых, бежать мудрований плотских и собраний прелюбодейных». Тот же Даниил посвящает целое послание вопросу о непроизвольном извержении, «истицании»; приведем одно место из его поучения, посвященное ограждению нравственности духовенства, где он категорически запрещает «осязати кое что от удов, яко се, или за руце кого держати, и мягкостью и гладкостью услажатися, или главу обымати, и ланите приимати и осязати, и не яко желая плотского похотения, но яко от духовные любве маяся сие творити, или от жалости на котором показая ситцевая, или забывся, и по мало малу приходит пострекание, и растет страсть и скоктание, и мокроту многажды во сне и на яве содевает». Как видно из описания, Даниил оказывается большим знатоком в этом деле.

Даниил устанавливает также епитимию – «пост три недели, а поклонов по ста» за такие прегрешения – «еще рукою тыкнувше в лоно жене, или ногою, или сквозе платье блуд сотворивши, или пьяной или сонной».

Даниил договаривается в одном из своих поучений до того, что рекомендует оскопление как единственный способ избавления от искушения; между тем, русская церковь оскопление считает непростительным грехом.

Было бы ошибочно, однако, думать, что половая распущенность духовенства особенно развилась в период перехода к капиталистическому хозяйству, и что ранее, в феодальный период, нравы духовенства были чище. Только при значительной половой несдержанности могли возникнуть такие требования ко вновь посвящаемым во священство, какие предъявляет, например, Владимирский собор 1274 года. В числе прочих испытаний, назначаемых посвящаемым, Владимирский собор считает необходимым тщательную проверку и в отношении его половой жизни: «Испытати их о вещех греховных, егда в блуде содомством были будут; ли со скотиною, ли в руку согрешение, или в татьбе, разве аще не детского, ли преже поятия жены своея растлить девство, ли со многими… будет, или от своея жены законные блуд сотворил будет… Аще кто от преждереченных сих вин хотя единого ят будет, – таковые их не может быть поп, и ни дьякон ни причетник».

Мужеложество было развито среди духовенства, преимущественно черного, что объясняется особенностями монастырской жизни.

Однако и белое духовенство отдавало достаточную дань этой гнусности. Среди духовенства «содомская пагуба» особенно распространилась в XVI веке, как можно видеть из настойчивых обличений порока именно в этот период. Но и ранее, еще в XIII веке, встречаем мы указания на склонность духовенства к содомской пагубе.