Не верь зеркалам - Антон Чижъ

Варвара сложила руки на груди.

– Нет, Петр. Мой ответ: нет. Будьте счастливы с молодой женой. Она на вас уже завещание оформила. Все вам переходит. И квартира на Таврической, и счета в банках. Солидный куш. Не так ли?

Он нахмурился.

– Тася проболталась… Вот ведь… А не сказала, что завещание входит в силу только после нашей свадьбы?

Вопрос Варвара проигнорировала.

– Меня это не интересует, – сказала она, вставая. – Говорить больше не о чем. Прошу покинуть мой дом. Вместе с париком и туфлями. И больше здесь не появляться. Всего доброго.

И жестом указала, куда следует убираться гостю.

Петя встал неторопливо, показывая, что мужчиной, даже накрашенным, командовать нельзя.

– Вот такая мне нужна. Чтобы держала в кулаке, приказывала, а я слушался.

– Всего доброго, Петр. Опасайтесь футбольных болельщиков.

– Ах ты… Ну ладно, раз так! – Шляпич стукнул кулачком по столу. – Иду ва-банк!

– Вот и идите.

– А если скажу, что так полюбил тебя, Варя, что все готов бросить? Что скажешь? От сердца говорю! – Шляпич приложил руку к вырезу кофточки, в котором колосились рыжие кудряшки.

Варвара молчала.

– Правду говорю! Ничего не надо в жизни, только тебя… Все к ногам твоим брошу! Слово скажи – откажусь от Доброниной! Не бойся, денег нам до смерти хватит… Согласишься выйти за меня хоть завтра? Согласна? Ну, Варя!

Предложение руки и сердца Варваре делали первый раз. Если не считать глупости в пятом классе. Предложение было, но Варваре хотелось плакать. Когда другая бы на ее месте радовалась: шанс выйти за богатого, молодого, красивого и знаменитого. Только Варвара не умела плакать. Ванзаровы, как известно, не плачут.

Крашеный клоун испортил самое заветное, что она скрывала от всех, потому что таким нельзя поделиться. Даже подругам не признаешься, что умная и независимая, суровая аспирантка-дракон мечтает о романтическом предложении. Как в старые времена. Чтобы она – в длинном белом платье с кружевами, в руках букетик цветов флердоранжа, а он на одном колене, в костюме-тройке, пахнущий кельнской водой, на фоне кустов роз просит подарить счастье всей его жизни, став его женой до последних дней, пока смерть не разлучит их. И на том свете тоже быть вместе.

Ну как такое рассказать? Ингрид со смеху лопнет, Марта разревется. А та, кто ее поняла бы, мама… Мамы у Варвары не было. И бабушки не было. И родной тетушки. Даже сестренки – и то не было… Одни мужчины в семье. Никакой родной женщины, которой можно прошептать на ухо секрет.

А этот гад все испортил. Испоганил. Запачкал первое предложение в ее жизни. Замарал накрашенными губешками.

– Пошел вон, – ответила она больным горлом. – Жвачку со звонка отдирай.

Белая ночь варила колдовское зелье. В светлом небе разливались краски далекой зари, а в сердце – томление, от которого не заснуть. Белой ночью в Петербурге не до сна, тянет гулять до утра по улицам, площадям, набережным и каналам, шататься без дела, смысла и цели, будто разыскивая чего-то, чего не можешь найти. Будто ключик от потерянного счастья прячется в ясной полутьме, только протяни руку, как поймаешь его. И будет в жизни только счастье.

Варвара не могла вспомнить, когда последний раз гуляла белой ночью. Наверное, когда еще был жив папа. Потом гулять было не с кем и незачем. Вот так проживешь всю жизнь в Петербурге и будешь провожать белую ночь за окнами, ни разу не окунувшись в нее с головой. Не утонешь в ней по самое сердце.

Пойти прогуляться, что ли?

Горло, залитое горячим чаем с медом, спросило: «Совсем с ума сошла? Не смей нос высовывать!» Нос тоже требовал остаться дома. Эта парочка считала, что может управлять Варварой как им вздумается.

Она глянула на экран телевизора. Мужчины в разноцветных футболках гоняли мяч в полной тишине. Трибуны вскакивали и орали немыми ртами. Без звука футбол выглядел странным зрелищем. Если не сказать глупейшим. Шел повтор отборочного матча. Варвара не различала команды. Играли не наши, а значит, никакой разницы, кто выиграет.

Глядя на бегающих игроков, она подумала, что футбол в записи ничем не отличается от театра: пьеса с известным концом разыгрывается перед зрительным залом. Одни изображают, другие переживают и аплодируют. Зрители не знают, что они – тоже часть игры. Весь мир стал большой игрой. В ней каждому отведена своя роль. Знать бы, какая именно. Мы слишком много играем. Совсем заигрались. Только мало кто догадывается об этом.

Свою игру Варвара желала довести до конца. Она выключила телевизор, надела рубашку поло с джинсами, оставила окна открытыми и вышла из квартиры под яростные протесты горла. На лестничной площадке у двери был оставлен подарок: туфли на прозрачном каблуке и парик блондинки. Петя шлепал по ступенькам голыми пятками. В туфлях он мог слететь с лестницы и хорошенько приложиться лбом. Или затылком. Против чего Варвара не возражала.

Отцепив комок резинки от своего звонка и подобрав карнавальный мусор, Варвара спустилась на улицу. Канал Грибоедова был пустынен. Вдалеке виделись гуляющие парочки и полицейский патруль. Откуда-то доносились крики болельщиков. Петино добро следовало отправить в ближайшую урну. Варваре стало жаль вещей. Они созданы дарить праздник, не виноваты, что достались блестящему придурку. Может, кому-то еще послужат? Варвара подошла к гранитной тумбе ограждения канала и пристроила на ней туфли с париком. Кому понадобится – сразу заметит.

На всякий случай она оглянулась: от Пети не осталось и следа. Уехал на своей игрушечной машинке. Туда ему и дорога.

Варвара пошла вдоль канала.

Петя исчез, но никак не хотел вылезать из ее мыслей. Торчал в них нахально, будто пригласили. Не пора ли взяться за него психологике? Варвара сочла, что давно пора. Пришло время поставить Шляпича на место. Прогулка в белую ночь как раз кстати.

Что говорит психологика о покорителе сердец старушек с деньгами? Петя привык, что ему все легко дается. Неотразимая мужская красота, слабый, но приятный голос для сопливых песенок и умение изображать пылкого влюбленного дают ему то, что он хочет получить. Не слишком сложно, не очень умно, но довольно эффективно. Петя заработал два наследства и готовится зацапать третье. После чего, вероятно, планирует остановиться. Он прекрасно понимает, что делает: необходимость быть альфонсом у пожилых женщин его не смущает. Чего стесняться? Работа такая, кто-то же должен ее делать. Он настоящий профи: без эмоций. Наглый, циничный и… простодушный.

Не хотелось, но Варвара призналась: Петя прямой, как школьная линейка. Без хитрости и скрытого коварства. У него все на виду: и красота, и природная глупость. Он точно знает, что Добронину сведет в могилу. Ему не нужен ни яд, ни нож. Смертельное оружие при нем. Он знает, что каждую ночь в супружеской постели будет приближать конец третьей жены. И стараться изо всех сил. Убивать любовью. Не чувствуя ни капли вины или сожаления: они ведь сами этого хотят. Он только выполняет их желания. В этом Петя искренен. Как искренне сделал ей прямое и конкретное предложение потерпеть два годика, пока Доброниной придет конец. Кажется, искренне готов был бросить все к ногам Варвары, отказавшись от третьей жены. Хотят в этом большие сомнения.