Суженая императора - Серина Гэлбрэйт

Люди позади фрайна Элиаса молчат, рассматривают меня пытливо, выжидающе. Догадываюсь вдруг, что все они или большая часть из них связаны с Элиасами, что они не просто так собрались здесь, в галерее открытой, холодной, освещённой трепещущими свечными огоньками. И Мадалин одна из них, из рода Элиас, о чём она не забывает даже два брака спустя и не позволяет забыть окружающим.

За моей спиной звучат резкие, стремительные шаги, Соррен и все присутствующие склоняются поспешно.

– Астра, доброе утро, – Стефан встаёт подле меня, подаёт руку. Кивает небрежно Соррену, но на Мадалин не глядит, никого не выделяет из собравшихся.

– Доброе, Ваше императорское величество, – я принимаю руку, пользуюсь возможностью отвернуться от нечаянного собеседника.

Наше сопровождение перемешивается: Шеритта встаёт рядом с мужем, Брендетта оказывается в паре с фрайном Рейни. Отчего-то я ожидаю, что девушка и сама отвернётся поскорее от Блейка, вздёрнет носик повыше, демонстрируя, что лишь необходимость вынуждает дочь первого фрайна идти подле незаконного сына, и неважно, признан он или нет, высоко ли его положение при императоре или он почти что безродный слуга. Но нет, Брендетта бросает на Блейка робкий взгляд украдкой и торопливо отводит глаза, жаркий румянец заливает смуглые девичьи щёчки. Фрайн Рейни на девушку не смотрит, кажется, он вовсе не заметил, что теперь рядом с ним не Шейд, а юная прелестная фрайнэ.

Проходим в храм и разделяемся подле скамеек. Я опускаюсь на деревянное сиденье, твёрдою рукой давлю желание обернуться, повертеть головой в поисках фрайнэ Жиллес.

– Давно она вернулась? – спрашиваю шёпотом у Шеритты.

– Уже два дня как. И она, и фрайн Элиас, и ещё кое-кто из тех, что уезжал проститься с покойным Дебоном.

– Разве она покинула двор не по велению императора? – вспоминаю часть принесённых Илзе слухов.

– Его императорское величество беседовал с нею незадолго до её отъезда, но, сколь мне известно, двор она покидала под предлогом прощания с умирающим дядюшкой. Мать фрайнэ Жиллес приходилась Дебону родной сестрой…

Всё же смотрю на вторую половину скамеек, ловлю удовлетворённый взгляд фрайна Витанского, наблюдающего внимательно за дочерью.

– Я повторяю вам то, что сама узнала от мужа, – поясняет Шеритта. – О приказах речь не шла. И… есть вещи, о которых редко говорят вслух, но они существует негласными правилами, которые надо принимать, когда становишься частью… того или иного общества. Фаворитка должна уметь вовремя отступить в тень, если вышел её срок. Без напоминаний, приказов и высылки.

– Но она здесь.

– Дело не в Его императорском величестве. Теперь, после смерти Дебона, старшая ветвь заново оценивает свои позиции, своих сторонников и свои перспективы. Не все из них довольны, что милостью Его императорского величества возвышены люди вроде фрайна Шевери или фрайна Рейни…

– Потому что положение их изначально не столь высоко, как у старших сыновей старших ветвей?

– И поэтому тоже, – Шеритта смотрит на меня выразительно.

И потому, что они одарены.

– И Элиасы уже пытались укрепить своё влияние через фрайнэ Кассиану, вторую супругу Его императорского величества.

– Она была из рода Элиас?

– Была. Как и фрайнэ Нарцисса, связанная с ним отдалённым родством.

– Потому что нельзя избрать деву севера и не попасть при том в этих Элиасов, – внезапно добавляет Брендетта, сидящая по другую руку от меня. – Они повсюду, точно сорная трава, сколько ни выпалывай, тут же новые ростки появляются. Так мой отец говорит.

– Что с нею случилось?

– С кем? – уточняет Шеритта.

– С фрайнэ Кассианой.

– Сгорела в лихорадке, и недели не минуло.

– Фрайнэ Аурелия с лошади упала, когда та понесла, – продолжает Брендетта. – А фрайнэ Верену нашли мёртвой на собственном ложе.

Фрайнэ Верена пала жертвой яда, это-то уже известно точно, хотя, очевидно, кто знает правду, тот помалкивает.

Падение с лошади – несчастный случай.

Лихорадка – гнев богов.

Отравление же дело совсем иного толку, его за неудачное стечение обстоятельств или волю божью не выдашь. Кто-то да спросит, кто-то да призовёт к ответу. А что ответить, если, судя по всему, кроме факта отравления, ничего больше не выяснили?

– Элиасы и невесту свою фрайну Рейни предложили, потому что Рейни северяне, но в цвета Элиасов не рядятся. Правда, нарочно такую избрали, чтоб не жалко для незаконного-то…

Киваю рассеянно в ответ на замечание Брендетты, бросаю взгляд на первую скамью на другой половине залы, где сидит император. Рядом с ним фрайны Бромли и Рейни, кто сидит дальше, толком не видно, но фрайна Шевери среди этих мужей нет. Кажется, ему уезжать уже через неделю или около того… Фрайн Элиас на второй скамье, отделённый двумя мужчинами от фрайна Витанского. Элиас и господин Витании игнорируют друг друга едва ли не напоказ, ещё немного и будут отворачиваться демонстративно, словно дети малые.

– …из ветвей поближе отдавать не стали бы, – Брендетта глядит в ту же сторону, что и я, хотя, уверена, из свиты императора не выделяет никого, кроме фрайна Рейни. – Видите, где ныне место фрайнэ Жиллес? Теперь всё как положено, честь по чести, а прежде она тут сидела, словно императрица венчанная…

– Она сидела здесь? – переспрашиваю.

– Да, – девушка наконец поворачивается ко мне, смотрит с удивлением. – Вы не знали? Как фрайнэ Верена в объятия Айгина Благодатного сошла, так фрайнэ Жиллес эту скамью и заняла, и никто слова против не сказал.

– Фрайнэ Брендетта, постыдитесь! – Шеритта запоздало шикает на девушку, одаряет взором строгим, предостерегающим и смягчает голос, обращаясь ко мне: – Фрайнэ Астра, прошу вас, не слушайте эту болтушку. Что было, то прошло и вспоминать о том не след.

Первые скамьи в дворцовом храме предназначены для государя, членов его семьи, его родственников, приближённых и почётных гостей – о том мне уже рассказывала Шеритта. Фаворитка, пусть бы и признанная, сидеть на них не может, её место за спиной императора, если не дальше согласно её собственному положению.

Появление жреца избавляет от необходимости продолжать беседу. Замечаю вопросительный взгляд Стефана – похоже, наши энергичные перешёптывания не укрылись от его внимания, – и отвечаю сдержанной полуулыбкой, обозначая, что у меня всё хорошо.

А разговоры… просто пустые слова.

* * *

По настоянию Стефана завтракаю я в покоях Бромли, с Миреллой, Шериттой и Илзе. Брендетта отправлена к отцу, ни к чему ей пока видеть мою дочь, да и за один стол с Илзе она едва ли села бы. Илзе без лишних слов взваливает на себя новую обязанность дегустатора, она чует многие виды ядов, даже в ничтожных пропорциях. Мне кажется, что я требую от неё гораздо больше того, что когда-то дала сама, что я никогда не смогу сторицей отплатить ей за всё, что она сейчас делает для меня. Напоминаю себе, что вряд ли отравитель повторит попытку в скором времени, что он, вне всякого сомнения, убедился, что я не так хрупка, как кажется со стороны. А раз так, то нет большой опасности, если я продолжу появляться в трапезной как должно, как было до отравления. Но в глубине души я радуюсь, что выходить пока можно только в храм, что нет нужды присутствовать на утомительно долгих завтраках и ужинах. Мне куда приятнее побыть с дочерью, нежели созерцать с высоты императорского стола склонённые к тарелкам головы придворных, слышать прибой голосов, гадать, что они обсуждают: последние новости, свежие сплетни или меня.