Зверь дышит - Николай Байтов

За последним домом метров через пятьдесят начинается лес — просторный, сосновый, с берёзами и небольшими ёлками кое-где. Но дорога быстро проходит его насквозь, и вот передо мной линия электропередачи на двуногих стальных опорах, за ней поле, — дорога через него устремляется к деревне Пересекино, домики которой видны вдали. Можно идти прямо — через Пересекино и потом через старый аэродром для совхозных «кукурузников», — но там всюду жара, лучше идти правее, лесами, и, по-моему, ближе. Я сворачиваю направо, вдоль высоковольтки. Широкая полоса под нею заросла кустами и травой — пастушьей сумкой, пижмой, полынью, конским щавелём, голубеньким цикорием. Кое-где островками растут фиолетовые люпины с большими узорными листьями. Раньше их сеяли здесь в полях для кормов, а они потом разбежались по пустырям и опушкам. Между лесом и высоковольткой — заросшая противопожарная канавка. Я иду вдоль неё и вижу в траве подберёзовик. Нагибаюсь. Рядом ещё один, поменьше. Их называют здесь челышами. Значит, грибы всё же начались, несмотря на то, что здесь суше, чем в Москве, а в это лето, говорят, совсем не было дождей. Достав из сумки нож, я срезаю их. Старый выбрасываю, почти не глядя, — он весь изъеден, — а маленький беру, выбросив большую часть ножки. Я несу его в руке, но, если попадутся ещё, надо будет вынимать полиэтиленовый пакет.

Я смотрю, где мне перейти высоковольтку. Это можно сделать где угодно, но не хочется лезть сквозь высокую траву и кусты. Вскоре я вижу еле заметную дорогу, а точней — просто примятую траву. Кто-то проехал: появляясь неизвестно откуда из леса, колея под проводами ведёт к лесу противоположному и там, заходя в него с угла, превращается, наверное, в ту дорогу, которая мне и нужна.

Я иду туда — провода над головой чуть слышно стрекочут, — и вот вхожу в лес — большой, которым буду идти ещё, наверное, час. Дорога, как и весь лес, спускается с возвышенности в низину. Здесь гора: Пересекино со своими полями, а также опушка леса стоят на горе, и отсюда лес полого сходит вниз, в широкую балку. Дорога тенистая, по сторонам её молодые ельники среди берёз и высоких сосен. Берёзы почти совсем зелёные, несмотря на засушливое лето, и всё же под ногами уже листья. Тут в начале дороги — слева и справа — какие-то старые, заросшие ямы с отвалами земли вкруг них. Когда и зачем они выкопаны — загадка. Возможно, раньше эти ямы заливались водой, а по опушке гнали стадо, и коров заводили в лес, чтобы они отдыхали в тени и пили. Но почему столько этих ям? — пять или шесть, или даже семь. Негде было вырыть одну большую — для всего стада? — И откуда в них бралась вода? — дождей за лето выпадает не так уж много, а с весны здесь на горе вода не держится, быстро уходит в песок. Вот внизу, куда ведёт меня путь, — там действительно выкопан на поляне большой пруд, и в нём всегда вода, даже в засуху (хотя коровы давно не ходят, наверное).

Я сворачиваю с дороги и залезаю в сумрак, на отвал одной из ям — посмотреть, нет ли грибов. Обхожу яму по периметру, вниз не спускаюсь. На отвале и внизу растут маленькие ёлочки. Дно сухое, заросшее мхом, заваленное сучьями. Два ствола лежат поперёк — сломанные, полусгнившие, — сосны тонкие. Грибов никаких не видно. Возвращаюсь, иду дальше.

Вот уже кто-то ползёт у меня в волосах возле уха. И на шее сзади. Это клещи. Одного, другого, третьего я с трудом выскрёбываю из волос и давлю. Они твёрдые, приходится ногтем… Эти клещи не опасны, они не впиваются под кожу. Называются «лосиные» и прыгают с берёзовых ветвей над дорогой, когда чувствуют под собой движение. Не знаю, может быть, лосей они и кусают, но не людей. А «человеческие» заползают из травы, и лезут по ногам, пока не достигнут паха, — тут где-нибудь и впиваются. И делают это обычно в мае или в начале июня, сейчас их нет… Всё равно неприятно это копошение в волосах. Хотя, кажется, этих лосиных не так много, как бывало в другие годы. Они живут какими-то стаями. Идёшь — и вдруг валятся на тебя кучей, а дальше, под другими берёзами идёшь — и ничего.

Развилка. Тут надо понять, куда идти. Ещё одна дорога вроде бы спускается с горы, слева, и под не очень острым углом пересекается с моей. После некоторого раздумья я выбираю левую из тех, что ведут вниз (хотя она более пологая, а порой кажется, что совсем без наклона). Я не уверен, что приду куда надо: возможно, эта дорога сделает крюк и снова выведет на гору.

Прямо посреди дороги я вижу молодой подберёзовик. Оглядываюсь — рядом на обочине ещё один, побольше. Оба чистые. Тогда уже я достаю из сумки полиэтиленовый пакет и кладу их. Смотрю по правой стороне под ёлками — ничего там нет. Наверное, не имеет смысла искать в лесу. Если и есть грибы, то они все видны с дороги. Вот под ногами группа трухлявых, больших сыроежек. Только одна маленькая, и я беру её. Солнце сейчас находится точно за моей спиной, и я вижу всё впереди отчётливо — в пересечениях теней и в пестроте листьев.

Однако же слева — далеко в сумраке — мелькнуло что-то ярко-жёлтое. Это лисички (которых я всё не привыкну звать петушками). Рядом мох, и на кустике видны несколько черничин. Я смотрю дальше и вижу, что черники много, хоть и не сплошь усеяно. Лисичек я нашёл пять, они ещё небольшие и твёрдые, шляпки их круглые, как колёсики, а не то что вывернутые наизнанку складчатые зонты.

Возвращаюсь на дорогу и ещё метров через двести пути выхожу к правильному месту — к поляне, на которой большой пруд с косогорами вырытой земли по бокам. Перед ним на поляне свободно расположились три-четыре очень старые ветвистые берёзы. Между ними дорога теряется в траве — в купыре или в дуднике (я их плохо различаю), а кое-где и в высоком болиголове. На самом деле, если приглядеться, дорога обходит пруд справа, но я иду по траве к левому косогору. Он повыше и зарос берёзками, рябиной, даже несколько сосен на нём выросли ближе к подножью. У дальнего конца косогора, я знаю, иногда можно найти подосиновики, там их грибница. Я внимательно осматриваю траву на склоне и в нескольких метрах у подножья — ничего нет, не выросли.

За прудом, по низу широкой балки, идёт другая дорога — примерно поперёк того направления, в котором я спускался. Мне нужно идти по ней влево. Это дорога с глубокими, заросшими колеями, сырая, но луж нет сейчас. Иногда какую-нибудь особенно непроезжую вымоину или упавшее дерево дорога или тропинка обходит рядом по лесу. На обочинах под ёлками и даже в колеях попадаются дуньки — так здесь зовут свинушки, — но я их не беру. Срезал две больших сыроежки плотных.

Вот справа лес редеет, и открывается поле. Оно пологим склоном восходит вдаль, на восток, к деревне Великово, там, немного впереди, становится видна белая колокольня на горе — без креста и купола, с поломанной дощатой обрешёткой шатра. Над нею размазанные по небу высокие облака. Поле, много лет не паханное, зарастает островками берёзок и молодых сосен, между которыми высокая трава с лиловыми пятнами люпинов кое-где. Из-за горы долетают порой неразборчивые шумы, похожие на скрежет. Там за Великовом и за речкой Нерехтой, ещё в нескольких километрах, в Мелехове, работает известковый карьер.

Слева от дороги большая поляна. Это устье одного из оврагов, спускающихся через лес со стороны Пересекина. Здесь, на углу, я вижу мотоцикл с коляской. Но людей не видно и не слышно — ушли далеко, может быть, вверх пошли за черникой. Я прохожу ещё метров тридцать, и на меня опять с какой-то берёзы валится стая лосиных клещей. Начинаю на ходу вылавливать их в волосах и давить.