Потомок Одина - Сири Петтерсен

Хирка и раньше слышала от неё такие слова, но они её совершенно не трогали. Но она не смеет подобным образом говорить об отце! Не может! Хирка лишилась способности думать. Казалось, тело взяло контроль над ней, подняло кружку и перевернуло её. Пиво вылилось на Кайсу, которая заорала так, будто её пырнули ножом. Уложенные в причёску волосы покрылись пеной и прилипли к черепу. Платье промокло до пояса. Тяжело дыша, она бормотала непонятные слова. Силья разинула рот. Ветле засмеялся, и Рамойя прикрыла ему рот рукой. Все глаза устремились на неё, но Хирка не боялась. Она горела. Она горела так, как недавно горел её отец, и ничто не могло сдержать пламя внутри неё.

– Отец спасал жизни! Тебя он спас от лёгочного жара! Он помог многим работникам Глиммеросена. Он построил вам новую конюшню, – Хирка поняла, что голос её становится невнятным. Она не должна плакать, но она обязана высказаться. – Новую конюшню! И чем ты отплатила, Кайса? Где ты была, когда упала балка? Он больше не мог ходить, а ты даже ни разу не пришла проведать его!

В таверне наступила вязкая тишина, которую, казалось, можно было потрогать. Но теперь все глаза были устремлены не на неё. Все смотрели на Кайсу. Посреди всего своего отчаяния Хирка почувствовала маленький укол радости. Остальные знали. Знали, что она сказала правду. Она права!

Кайса Глиммеросен утратила дар речи. Она огляделась по сторонам и поняла, что должна ответить, причём быстро. Она упёрлась рукой в бедро, а второй рукой ткнула Хирку:

– Дитя слепых! Он так и не научил тебя манерам! Глиммеросен нельзя обвинять в его несчастье!

Хирка подняла кулак, но Ример схватил её за руку и потащил к выходу. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Кайса визжала им вслед:

– Ты ещё пожалеешь об этом, Хирка! Если хочешь, чтобы руки Глиммеросена не дотянулись до тебя, тебе придётся уехать очень далеко!

– Сегодня сгорел её отец, – Ример говорил жёстко, но голоса не повышал. Тем не менее Кайса притихла. Дверь таверны захлопнулась за ними, и Хирка услышала шум начавшихся там разговоров. Да, теперь им будет о чём поболтать в ближайшее время. Она втянула в лёгкие холодный воздух. Ей казалось, слова, которые она только что услышала, душат её.

Если хочешь, чтобы руки Глиммеросена не дотянулись до тебя, тебе придётся уехать очень далеко!

Кайса знала, что они собираются уезжать. Одно лицо так и плясало перед глазами Хирки. Силья. Силья на берегу моря сквозь бутылочное стекло. Хирка рассказала ей, что они уезжают! И что Силья сделала после этого? Вероятно, передала своей матери. Спросила у неё совета. А Кайса их предала.

Кайса. Не Ример.

Он тащил её вперёд. Голоса из трактира стихли у них за спиной. Она боялась, что Ример доволочёт её прямо до дома. До лачуги. До пустой, бессмысленной хижины. Она попыталась высвободиться из его захвата, но ничего не вышло.

– Отпусти меня! – она хотела пнуть его по ноге, но потеряла равновесие. Ример подхватил её и обнял. А потом начал сливаться с Потоком. Грязный несправедливый трюк, против которого она была бессильна. Он притянул её к себе, и она уткнулась ему лицом в грудь. Он поддерживал её рукой за затылок, как новорождённого ребёнка. Хирка попыталась скрыть своё горе от Потока, но ей это не удалось. Он бороной прошёл сквозь Хирку, отыскал все открытые раны, разобрал её на части и разоблачил как врага. Она была одинока, но её обволакивали удары сердца Римера и запах сгоревшей жизни. Хирка не помнила, когда открыла эту дверь. Когда она подпустила его так близко? Это сумасшествие!

Не приближайся к гнили. Она убивает.

Хирку трясло. Он сливался не только для того, чтобы утешить или успокоить её. Это было обещанием, она понимала.

– И пожалуйста, будь там, где должна, когда настанет время.

Хирка горестно рассмеялась у него на груди. Если бы он только знал. Она не поедет на Ритуал. Ни при каких обстоятельствах. Никогда. Ничто на свете не заставит её пойти на мероприятие, которое смогло напугать отца до такой степени, что он отправился в Шлокну. Он пожертвовал всем, чем мог пожертвовать имлинг. Ради неё. Папа знал, что Ритуал станет её погибелью. Что все увидят. Узнают гниль. А ещё он понимал, что ей никуда не удастся сбежать, пока он жив. И он придумал извращённый способ, как ей помочь.

Римеру нельзя дать шанс сделать то же самое. Его может раскусить Всевидящий. Колкагги могут убить его. Он может потерять всё из-за неё. Как отец. И напрасно.

Хирка неохотно оторвалась от Римера, чтобы Поток не обнаружил её ложь.

– Зарубка мне, если я окажусь там первой.

Она надеялась, что у неё получилось улыбнуться.

Урд с силой захлопнул книгу. Пыль взлетела над перилами и мелким дождём понеслась вниз по этажам библиотеки. Молчаливые имлинги в серых облачениях оторвали глаза от своих монотонных занятий и уставились на него, будто он наделал лужу на пол. Их называют пастырями, как ему сказали. Один из них стоял в паре шагов от него, положив палец на корешок книги, которую собирался поставить на место. Бездумный имлинг с замороженными движениями. Урд оскалил зубы. Бледный силуэт попятился и скрылся между массивными полками.

Ничего. Совсем ничего.

Он провёл полночи в этом бесполезном месте и не нашёл абсолютно ничего, что можно использовать. И они называют это залом манускриптов Всевидящего. Ну и шутка! Это был зал самодовольных писцов, которые преклоняются перед собственными словами. Бесконечные страницы скукоты. Новые страницы. Старые страницы. Рулоны пергамента, пахнущего плесенью.

У них имелись записи почти обо всём. О Всевидящем, о войнах, о величии Маннфаллы, о классическом бокешском обувном шве и безумных зимних бабочках из Норраварье. О самых бессмысленных вещах! Вчерашние слова и слова, произнесённые тысячу лет назад. Там упоминались каменные круги, которые избежали сноса после войны, но вот ничего разумного вроде карты отыскать ему не удалось. Или списка. Его требования не были завышенными. Хватило бы одной-единственной книги. Даже маленькой книжицы, чтоб им всем сгинуть в Блиндболе! Даже такой маленькой, что она могла бы поместиться в заднице!

«Круги воронов». Разве он просит так много?

Урд кинул очередную книгу на стопку других томов, которые тоже его разочаровали. Он до скрипа стиснул зубы. Что, если всё уже потеряно? Уничтожено сотни поколений назад в приступе истерии? Забытое знание. Запретное знание. Знание о слеповстве. О том, как слепые сливаются с Потоком. О том, как когда-то сливались имлинги, хотя и не любили вспоминать об этом.

Он обязан отыскать хоть что-нибудь. Время начинало поджимать. Они беспокоили его. Каждая ночь была хуже предыдущей. Голоса шептали ему из камней, въедались в голову и заставляли вены расширяться. Другой имлинг на его месте лишился бы рассудка, стал бы бросать камни в самое глубокое место реки Оры и рухнул бы на колени перед Чертогом Всевидящего. Но Урд был великим имлингом. Он контролировал голоса.