Упасть в облака - Светлана Слижен

Отец Андрея будто уменьшился в размерах, застыл на пороге на несколько минут, а потом рванул наверх так, будто собирался сигануть с обрыва. Сын бросился за ним, но тот рыкнул на него, чтобы отстал. Менеджер схватил Андрея за рукав, отвел в сторону и что-то шепнул на ухо, после чего парень стал бледнее собеседника.

Потный дядька устало опустился в плетеное кресло на веранде, надеясь, что самая тяжелая часть его мне-сии уже позади, а младший Землицын решительно пошел в свою комнату, достал стопку фотографий матери и с остервенением стал рвать их на мелкие кусочки. Вере показалось, что он сошел с ума. Но кто знает, что горе может сделать с человеком. После похорон Андрей проделал то же самое с портретами своей матери, которые оставались в его съемной квартире в городе. Это было двумя днями позже, а в тот страшный майский день на даче, пока юная Небова, как могла, успокаивала Андрея и пыталась остановить его приступ вандализма, они почувствовали запах гари и бросились на поиски отца.

Тот с совершенно обезумевшими глазами носился по дому, который теперь не был нужен ни той, для кого он строился, ни тому, кто его строил, и пытался поджечь стены. Новенький интерьер зиял темными подпалинами, но не поддавался – опытный строитель слишком тщательно обработал древесину дома противопожарными средствами. Тогда вдовец догадался поджечь занавески на кухне – огонь быстро поглотил их и начал облизывать окно и стены вокруг рамы, свидетелями чего и стали прибежавшие на запах студенты. Андрей послал Веру в машину к менеджеру за огнетушителем, а сам схватил с пола холщовый ковер, сложил его пополам и стал прибивать им языки пламени.

Когда девушка вместе с толстым дядькой вернулась, держа в руках красный баллон, вокруг окна подергивались лишь несколько небольших желто-прозрачных язычков, а на полу посреди кухни мелькала рыжая шевелюра Андрея, который катался по полу с отцом, отбирая у него спички. Менеджер взял у Веры огнетушитель и обдал всю стену с окном мощной струей белого порошка.

Отплеваваясь от оседающей в комнате завесы, Землицын-старший дергался под прижавшим его младшим:

– Пусти! Пусти, я сказал! – хрипел он. – Я всё равно его спалю. Он не нужен теперь, никому не нужен!

Андрей придавил отца всем телом и закричал ему в лицо:

– Мне! Мне нужен! И ей! – Он указал пальцем на Веру. – Мы собираемся пожениться. У нас будут дети, мы будем сюда приезжать! Или нам нельзя?

Девушка и потенциальный дед, открыв рты, уставились друг на друга. Андрей, чуть привстав, прокричал:

– Если нам нельзя, то давай – спали все к чертям! Если считаешь, что мы не люди и не достойны быть здесь. Давай! На… – и он протянул отцу спички, которые только что отобрал.

Тот в нерешительности смотрел на коробок. Толстый дядька, прижимая к испорченному костюму пустой баллон огнетушителя, молился о том, чтобы сегодняшний день поскорее закончился, ведь еще придется везти сейчас всю эту компанию в морг и что они устроят там, одному богу известно.

В наступившей тишине Андрей встал, отряхнулся, подошел к Вере, сгреб ее ручищей за плечи и снова обратился к отцу:

– Мы тоже люди. Не заметил? Или мы не стоим этого дома?

Отец сидел на полу и смотрел на сына и его девушку.

– Ты прав, прав… – обессиленно покрутил головой он. – Прав. Моя жизнь закончилась, твоя – начинается. Всё так. Этот дом – ваш. Вам же он понравился. По крайней мере, твоей невесте.

Невесте? Серьезно? Вера даже не смогла бы точно сформулировать, что именно между ними происходило. Просто спортфак и литфак на физкультуре плавали в одном бассейне: по четырем дорожкам неслись стремительные фыркающие ракеты, а на остальных двух – бултыхались хохотушки, прибиваемые волнами от профессиональных пловцов к кафельному бортику. Почти год Небова, ни на что не надеясь, издали наблюдала за крупногабаритным рыжим «крейсером» в облегающих ярких шортах. Не было ни четкого дня знакомства, ни ярких эпизодов, врезавшихся в память, – все сложилось как-то плавно и незаметно, будто нарастающая частота случайных встреч превратила их со временем в друзей. Затем они стали пересекаться в общих компаниях, и было непонятно, когда именно началась история их отношений как пары: целенаправленно ходили куда-то вдвоем они всего месяца два-три. И вот – бабах, предложение. Да еще при таких обстоятельствах! Это было сказано всерьез или только чтобы остановить отца? Уточнять тогда было неуместно.

Морг, похороны, запой вдовца, которого сын бережно оставлял в своей съемной квартире, выделив ему комнату, чтобы тот был под присмотром, зачеты и летняя сессия… Вера все время была рядом, Андрей находил утешение только в ней. Ему внезапно пришлось стать старшим в семье и взять под опеку собственного отца.

Родители разрешили остаться дочери у своего, как внезапно выяснилось, жениха только в день похорон, все остальное время Вера разрывалась между необходимостью уходить от Андрея и желанием не расставаться с ним. В начале июня он предложил Вере расписаться и переехать к нему:

– Иначе ведь родители тебя не отпустят ко мне? – спросил он.

– Думаю, нет.

– Ты понимаешь, что свадьбу мы сейчас затеять не можем?

– Конечно, – кивнула Небова.

Через полтора месяца они расписались и отметили это событие в самом узком кругу.

Вера надеялась, что, котла истечет гол траура, Андрей предложит как-нибудь отпраздновать начало их совместной жизни, но этого не случилось, к тому же родилась Маша, и приоритеты поменялись.

Каждый раз, когда Землицына шила очередное свадебное платье на заказ, она в душе надеялась, что когда-нибудь наденет такое и сама (светлое будничное платьице длиной до колена в день росписи – не в счет).

Однако ни на пять, ни на десять, ни на пятнадцать лет муж не предложил ни обвенчаться, ни как-нибудь отпраздновать их свадьбу, хотя возможности уже были. Сама Вера подобную инициативу не проявляла – до сих пор ей казалось, что двадцатитрехлетний Андрей сделал ей предложение сгоряча (в прямом и в переносном смысле), в состоянии аффекта, а потом ему просто неловко было отказаться от своих слов. И ничего, опровергающего эту версию, до сих пор не случилось, в отличие от эпизодов, которые могли подтвердить ее.

Таким образом, вкупе с другими обстоятельствами к тридцати пяти годам Веры недопонимание в отношениях с мужем накопилось и достигло критической отметки.

Сразу после возвращения из Черногории Ирина нашла Веру в соцсетях и постучалась к ней в друзья. Вера, конечно, сразу ее добавила, но от общения первое время воздерживалась и даже побаивалась, что подруга детства увидит репортажи об ее муже или спросит, как дела у дочки, и тогда Вера не сдержится – расскажет, а потом будет казнить себя за излишнюю откровенность с малознакомым ей, по сути, человеком.

Где-то в середине сентября Ирина сама написала Вере. Их переписка выглядела так: