Иностранные связи - Элисон Лури

Сегодня кое-кто из гостей не только пророчит беду, но и пытается выведать у Фреда побольше о миссис Харрис. Как заметила Розмари, не так-то просто в Лондоне найти хорошую домработницу-англичанку. «Вот погоди, — предупреждала она Фреда. — Увидишь, сколько найдется охотников сманить у меня миссис Харрис, даром что друзья. Никому ничего о ней не рассказывай, не говори даже, по каким дням она приходит. Обещай мне, милый». Фред, хоть и считал это излишним, пообещал никому ничего не говорить. А теперь убедился, что Розмари была права. Многие гости, когда она не слышит, задают ему вопросы с намеками. Сколько берет миссис Харрис за работу? Есть ли у нее выходные? К счастью, Фреду не приходится лгать, поскольку ответов он не знает. Особенно усердствует пожилая актриса Дафна Вэйн, которая снималась вместе с Розмари в «Замке Таллихо», пока в прошлом году ее героиня не скончалась на глазах у зрителей от воспаления легких.

— Как бы я хотела познакомиться с миссис Харрис, — говорит Дафна задумчиво, прерывистым шепотом, который и сделал ее звездой экрана и сцены полвека назад. — Похоже, она настоящее сокровище. Хорошая прислуга в наши дни большая редкость. Я так надеялась, что она будет здесь, на приеме, — помогать и все такое прочее. — Дафна окидывает взглядом комнату, хлопая своими знаменитыми ресницами.

— Ее сегодня не будет, — объясняет Фред Дафне. — Розмари отказалась от ее помощи — говорит, что миссис Харрис стыдно показывать гостям.

— Правда? Ну что ж, у каждого свои недостатки, ведь так? Но может быть, она все-таки внизу, на кухне?

Фред качает головой; если бы он кивнул, то воздушную, неземную Дафну ничто бы не остановило — скользнула бы по черной лестнице в нижний этаж.

— А вы случайно не знаете, по каким дням она приходит?

— Нет, точно не знаю.

— Жаль! — Дафна улыбается ему ласково, снисходительно, будто деревенскому дурачку, и тут же, не сходя с места, плавно перетекает к другому разговору.

На самом деле Фред отлично знает, что приходит миссис Харрис по вторникам и пятницам, потому что в эти дни не видится с Розмари: здесь ему появляться запрещено, а сама Розмари заглянула к нему всего один раз и с тех пор отказывается. Фред как мог старался навести уют, но его любимая и пяти минут у него не пробыла. Укуталась потеплее в светлую шубку, заявила, что здесь «холод собачий» и «никакой романтики», и даже не присела на диван — а Фред представлял, как она будет лежать там полуобнаженная.

При том, что миссис Харрис свое дело знает, недостатки есть и у нее. Она не выносит, когда кто-то «путается под ногами» во время уборки, на звонки не отвечает, ничего Розмари не передает — телефон ей, видите ли, мешает работать. Иногда хватает трубку, орет: «Никого нет дома!» — и швыряет ее на рычаг, но чаще просто не подходит к телефону. Для некоторых из друзей Розмари это еще одно доказательство того, что миссис Харрис — опасная сумасшедшая; Фред подозревает, что у нее нет никакого образования. Может быть, поэтому такая работящая и порядочная женщина не смогла найти работу получше.

Есть и еще один довод в пользу того, что у миссис Харрис не все в порядке с головой: она никому не открывает дверь. В прошлый вторник после обеда, когда Фред узнал, что у него свободный вечер (у Вогелеров заболел ребенок), но не мог ни дозвониться до Розмари, ни оставить сообщение на автоответчике, он решил зайти к ней домой. Стучал, звонил, пытался кричать, но никто не отозвался, хотя слышно было, что в доме кто-то есть. В конце концов Фред нацарапал на обратной стороне конверта записку.

Открывая натертую до блеска медную крышку щели для писем, Фред услышал, как за дверью кто-то ходит. Он наклонился, заглянул в щель и в первый раз в жизни увидел миссис Харрис. Домработница стояла на четвереньках в другом конце темного коридора и мыла пол — некрасивая женщина средних лет, в широченной хлопчатобумажной юбке, шерстяной кофте, с красным платком на голове. Услыхав, как записка падает на мраморный пол, она оглянулась и сдвинула брови, хотя, возможно, недовольная гримаса застыла на ее лице давным-давно.

— Здравствуйте! — крикнул Фред. — Я оставил записку для леди Розмари! Передайте ей, пожалуйста.

Без единого слова в ответ миссис Харрис повернулась к Фреду спиной и принялась дальше мыть пол.

С гостями миссис Харрис не разговаривает, зато с хозяйкой беседует охотно и подолгу. Слушать ее вовсе не скучно, как опасалась Розмари, а, наоборот, забавно. Теперь Розмари потчует друзей рассказами о том, что сказала или сделала миссис Харрис, быть может слегка смягчая или, напротив, приукрашивая. Миссис Харрис верит, что смотреть в зеркало на полную луну можно только через левое плечо, а то сойдешь с ума. Спасается от малокровия пивными дрожжами и хлебом с патокой. Ходит на собачьи бега и ставит на собак с кличками на «С» («Скорость») и на «П» («Победа»). «На бегах все расписано, это всякий знает, — делилась она с Розмари своим опытом. — Однако ж есть кой-какие секреты».

Но лучше всего удаются миссис Харрис суждения о новостях в мире и знаменитостях — как правило, мрачного свойства. Политиков и почти всю королевскую семью она терпеть не может, зато остается верна «принцессе Маргарет Роуз», несмотря на ее скандальные любовные истории. «Обманули ее, и все тут, обманул и предал этот никчемный коротышка». Фред хорошо помнит, как Розмари повторяла это новое словцо голосом своей домработницы — грубым, простонародным, с пьяной слезливостью, — жестом показывая рост лорда Сноудона.

Фред даже ловит себя на том, что стал пересказывать истории о миссис Харрис друзьям, например Вогелерам. Несмотря на сварливость, миссис Харрис тоже стала олицетворять для него Англию. Почти всех приезжих-американцев — скажем, ту же Винни Майнер — в Англии привлекает все старинное, живописное, благородное. А любовь Фреда к Британии более всеобъемлюща. Ему близко все, что воспето в песнях или описано в книгах. Сейчас, когда на душе у него так радостно, он принимает здесь даже то, что презирает в родной Америке. Груды шлака напоминают ему о Лоуренсе, ломбарды — о Гиссинге; столбы, что уродуют Сассекские холмы, связаны для него с Оденом, а грязные трущобы Южного Лондона — с Дорис Лессинг. Вкус сливового пудинга в банках для него — вкус Диккенса, а голос любого толстого ученого человека — голос доктора Джонсона. Розмари, словно розовые очки, преображает для него мир, с ней и миссис Харрис кажется героиней литературы восемнадцатого века — второстепенным персонажем какой-нибудь грубоватой комедии с иллюстрациями Хогарта или Роуландсона. Фреду не просто нравятся ее причуды — он гордится ими, как будто сам их открыл. Ведь если бы не он, миссис Харрис ни за что бы не взяли на работу.

Снова звонок. Фред идет к двери — пришли Джо и Дебби Вогелер и, вопреки его предостережениям, заявились с ребенком.

— Нянечку так и не дождались, — обиженно бубнит Дебби при виде Фреда — будто он тоже в чем-то виноват, — вот мы и взяли Джеки с собой.

— Он всю дорогу не капризничал, — говорит Джо примиряюще. — Почти все время спал.

Малыш сидит в потрепанной голубой холщовой сумке на груди у Дебби, пухлые ножки свисают по бокам, а лысая головка прильнула к маминой шее. Дебби одета под стать малышу. На ней линялая джинсовая куртка, длинная широкая джинсовая юбка и туфли на платформе — как будто для передачи «Спутник фермера». Джо, как всегда, похож на очкарика-ученого: потертый вельветовый пиджак, облезлый растянутый свитер с высоким воротом, стоптанные кожаные туфли. Фред привык видеть Вогелеров в таких нарядах, но сегодня ему кажется, что друзья его одеты явно не по случаю, если не сказать — вызывающе. Зато есть хотя бы одна перемена к лучшему: с приходом теплых дней у них поправилось здоровье, и сегодня, в первый раз за все время, никто из них, по-видимому, не простужен.