Укротить ловеласа - Дарья Сойфер

И как только Игорь втянул ее в эту авантюру? Ох, лесть, ох уж этот яд, погубивший больше народу, чем самая страшная эпидемия! Нет, формально Надя сама организовала флешмоб. Подогнала Вадика и его партнера по фотобизнесу, договорилась насчет аренды квадрокоптера с камерой, уломала администрацию торгового центра, посулив скачок посещаемости, заразила энтузиазмом не только студенческий симфонический оркестр, но еще и консерваторский хор… Словом, проделала такую уйму работы, что ей бы на этом успокоиться и почивать на лаврах. Но нет. Победа – наркотик, который толкает людей на глупости. И Надя тому – яркий пример.

– А почему бы тебе не тряхнуть стариной и не сыграть партию второй скрипки? – предложил Игорь, когда Надя сидела на репетиции с Вадиком и прикидывала, как бы лучше уместить всех в кадр.

Тогда одна из девочек-скрипачек заболела, и, скорее всего, ее отсутствия бы никто и не заметил. Будь Надя в своем уме и трезвой памяти, она бы поступила, как ее старший брат: рявкнула «нет», и на том бы дело закончилось, потому что Игорь бы не стал мучить ее уговорами. Но о каком здравом уме могла идти речь, если Надя только что вернулась с триумфальных переговоров, а Вадик, не замолкая ни на секунду, щедро осыпал ее комплиментами? Не теми, банальными и слащавыми, в которых обычно купают престарелых русских туристок на египетских и турецких пляжах, а похвалами профессиональными, по которым так истосковалось Надино тщеславие.

– Ты – гений! Это ж надо было такое придумать! Бомба! Огонь! Боже, ты же нас всех поднимешь на новый уровень! – бормотал Вадик как заведенный, не сводя с Нади восхищенного взгляда. – Так ты что, еще и на скрипке играть умеешь? Не женщина – богиня!

Вот как тут было устоять? Кто бы после такого взял себя в руки и честно признался: «Нет, флешмоб придумали мои сестры, с локацией помог старший брат, а на скрипке я играла сто лет назад, и то доводила этим до слез и зубовного скрежета свою училку».

На волне самолюбования, трепыхаясь в адреналиновой лихорадке, Надя залихватски повела плечом и выдала:

– А почему бы и нет? Скрипка у меня еще есть, и играть там особо нечего.

О, сколько же раз Надя потом корила себя за эти слова! Распахнула потертый пыльный чехол, закрыла лицо руками и разразилась такой первосортной бранью, что ее педагог по скрипке зарыдала бы сейчас пуще прежнего.

Опытным путем Надя выяснила, что скрипка – не велосипед, и на ней вполне можно разучиться играть. Да, Надя заменила струны, да, попросила у коллег Игоря запасной смычок и подстригла ногти почти под мясо. Но, боже, какими же чудовищными звуками разразился инструмент, смирившийся было с антресольной участью!

Две недели Надя занималась, как проклятая. Людмиле Сергеевне, чуткой соседке снизу, хватило пятнадцати минут, чтобы не в такт забарабанить в дверь и пригрозить полицией и санитарами из лечебницы для душевнобольных. Пришлось скрепя сердце возвращаться побитой собакой в родительское гнездо и гонять там гаммы до тех пор, пока отец, схватив куртку, не вышел из дома в неизвестном направлении, мама не вспомнила о внуках, с которыми что-то давно не гуляла, а Машка, проверещав что-то о бесчеловечности, не усвистала с конспектами в библиотеку. Остался только Рома, поскольку он оказался единственным в семье Павленко, кто предусмотрительно разорился на шумоподавляющие наушники.

Надя плакала от бессилия, кончики пальцев с непривычки горели, будто она сунула руку в осиное гнездо. Снова пахнуло детством, снова захотелось поджечь ноты и сигануть с инструментом из окна. И вовсе не потому, что Надя не любила музыку, нет, ей казалось, что это музыка ненавидит ее. А что может быть больнее и обиднее безответной любви?

Несколько раз она звонила Игорю. Сначала честно призналась, что играет отвратительно, потом, когда он сказал, что ни в коей мере в ней не сомневается, и вообще, нет ни одного нормального музыканта, которому бы время от времени не казалось, что он – криворукое ничтожество. Тогда Надя пошла на ложь и принялась кашлять в трубку, как чахоточник на последней стадии, но Игорь и тут не купился.

– Мы пройдем через это вместе, – неуклонно отвечал он. – Тебе нужна встряска.

Не помогало ничего. Ни образные и красочные истории про диарею, ни легенды о сгоревшей скрипке, ни бессовестное слезное нытье в лучших традициях вокзальных побирушек.

– Приезжай ко мне, – просто предложил Игорь. – Я помогу тебе, разучим партию вместе.

Надя не понимала, зачем ему возиться с профнепригодной калекой вроде нее, но все же приехала. Публичного позора она боялась сильнее, чем осуждения Игоря. Собравшись с духом, она исполнила то, что успела разучить, и виновато опустила взгляд в пол, готовясь услышать смех или, и того хуже, рвотные позывы.

– Ты большая молодец, – неожиданно произнес Игорь, и Надя недоверчиво уставилась на него. – Знаешь, я никогда еще не встречал людей с такой силой духа.

«А он хорош!» – подумалось Наде. Так тактично ее еще никто не ругал. Вроде и похвалил, не сказал ничего плохого, но ощущения такие, словно трактор переехал.

– Я, конечно, не скрипач, – он вздохнул. – Но у тебя явные проблемы с постановкой. Руки зажаты, поэтому звук не идет…

– Я знаю, – Надя невесело усмехнулась. – Видимо, скрипка – это не мое.

– Нет! – горячо возразил Игорь. – Дело вообще не в этом, говорю же: постановка! Руки бы оторвать твоему педагогу!

– Что?…

– У тебя и фразировка нормальная, и играешь чисто, и все данные… – он покачал головой. – Тебе загубили все в детстве, это преступление – и самое настоящее.

– Но… Я думала, проблема во мне!

– Шутишь?! – искренне удивился Игорь. – Если бы ты попала к нужному человеку, сейчас бы ты колесила с сольными концертами по Европе, а не Платон.

– Да прям уж… – отмахнулась она, но уже без прежней уверенности.

– Окей, – кивнул Игорь. – Тогда скажи-ка мне, сколько известных скрипачей выпустил твой педагог? Сколько лауреатов? Или так: сколько человек из твоего класса поступили потом в приличное училище или в консу?

– Кажется… – Надя наморщила лоб и задумалась, припоминая, часто ли мелькала фамилия ее педагога на доске с почетными грамотами в музыкалке. – Кажется, нисколько…

– Вот тебе и ответ, – резюмировал Игорь тоном Шерлока Холмса, распутавшего очередное преступление. – Так что если ты вдруг решишь вернуться к музыке, то переучиваться придется долго, но шансы есть…

– Нет уж, – спешно перебила Надя. – Я – пас.

– В любом случае, тебе стоит сыграть с нами. Партия не трудная, а ты заслужила засветиться в этом историческом ролике. Как-никак, твоя заслуга.

«Ты», «тебе»… Если речь Платона состояла по большей части из «я», то Игорю, казалось, было куда интереснее говорить о Наде, и это подкупало. Она чувствовала свою значимость, и потому не могла сдаться, не хотела подвести ни Игоря с его безграничным терпением, ни саму себя. А потому занималась до кровавого пота, брала в руки смычок сразу же после утреннего кофе, а откладывала, когда за окном начинало темнеть. К счастью, Игорь не так давно сделал ремонт и позаботился о звукоизоляции, поэтому время от времени Надя репетировала у него дома, давая соседям и родным передохнуть от мигрени.