Мне так хорошо здесь без тебя - Кортни Маум

Она заметила деревянное идолище на заднем сиденье.

– Покупатели всучили мне это за «Синего медведя». Вроде как ответный дар.

– Что это вообще такое?!

– Африканская богиня плодородия.

Анна побагровела.

– Так, слушай меня! – Она скрестила руки на груди. – Даю тебе тайм-аут на три часа. Говорить буду я, твое дело поддакивать. Ты обедаешь с нами, потом катишься в Париж. Нет, даже не начинай! Ты уезжаешь. Так что собирайся, делай счастливую мину перед моими родителями и проваливай. И это в последний раз. Не вздумай еще раз устроить такую выходку. Это нечестно.

Я похолодел.

– Прости, я не думал…

– Вот именно. Ты вообще не думал.

Она развернулась и зашагала к дому. Я оставил машину с Нгендо, где она стояла, и поплелся следом.

Анна распахнула дверь и крикнула:

– Сюрприз!

Голос у нее был просто солнечный. Прямо-таки сноп света сквозь озоновую дыру.

Из-за угла выбежала Камилла со своей любимой деревянной ложкой наперевес.

– Папочка! Ты вернулся! – завопила она, кидаясь в мои объятия.

Стараясь не смотреть на Анну, я прижал дочку к груди, вдыхая цветочный аромат ее волос, прикасаясь щекой к веснушкам, которые выманило наружу солнце.

– Нет, Кам-кам, он не вернулся, он просто заехал по дороге. – Анна погладила ее по спине. – Ему нужно назад в Париж. Работать. Не расстраивайся. Зато мы сейчас вместе пообедаем.

Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышла Инес.

– Mais, dis donc! Quelle surprise![20] – воскликнула она. – Анна, ты даже не предупредила!

– Для меня самой это большая неожиданность.

Я поцеловал тещу в обе щеки и вручил ей жестянку чая из шиповника, купленную на пароме.

– О-о, – промурлыкала она. – Мой любимый! Так ты вернулся, значит! Ну, повезло тебе! Я сегодня такой обед приготовила! К Алену должен был заглянуть друг из гольф-клуба. Но он не придет, у него собака заболела.

– О, бедняга.

– Надо заметить, что собака у него несносная… Так, ладно! – Она хлопнула в ладоши. – Ален сейчас вернется, он пьет кофе в клубе. Ты вещи заносить будешь? Хочешь принять душ?

– Нет, мам, он с нами только пообедает, – вмешалась Анна. – Ему надо в Париж. Там проблемы в галерее, целая история. С той картиной, которую он в Лондон возил. Теперь покупатели отказываются платить.

– Они у меня еще и телефон украли, – ввернул я.

Анна зыркнула на меня, сузив глаза и глубоко вздохнув.

– Ну да. Еще и телефон. Он поэтому нам и не позвонил.

– Украли телефон?! Господи, тебя хоть не побили?

– Нет, нет, телефон просто в метро вытащили.

– Какой ужас! – Инес прикрыла рот ладонью. – Галерея ведь тебе все возместит? Надо же, испортить человеку отпуск, а потом…

– Может, на стол накроем? – предложила Анна, кладя руку на плечо Камилле. – Потом поговорим. Давайте я займусь салатом.

Тут мне захотелось встрять:

– Лучше я.

У Анны полыхнули глаза.

– Что ж, хорошо.

Камилла помогала мне сделать заправку, мешая ее деревянной ложкой, Инес нарезала запеченную курицу и расспрашивала про моих родителей, Анна бок о бок со мной наливала воду в графин, откупоривала бутылку белого вина – и я уже надеялся, что привычный ход вещей возьмет свое, мы посидим за одним столом с бокалом вина и вкусной едой, и, может, Анна разрешит мне остаться. Не насовсем, на чуть-чуть. Достаточно, чтобы прогуляться с ней по пляжу. Достаточно, чтобы все объяснить.

Вернулся Ален из гольф-клуба, раскрасневшийся и очень довольный собой.

– Рад тебя видеть, сынок. – Он похлопал меня по спине. – Я и не знал, что ты сегодня приедешь! Ладно, пойду приведу себя в порядок.

Даже когда Анна скрывала ярость под внешним спокойствием, она не могла не думать об уюте – поэтому она вышла в сад, принесла несколько веток сирени и поставила в хрустальную вазу, украсив букет побегами дикого лавра.

Камилла показала мне свои рисунки, разложенные на террасе: морских коньков, дельфинов, огромную рыбу-солнце. По контуру каждого листка она выложила «рамочку» из ракушек. Со щемящим сердцем я взял одну раковину, глянул на нее на просвет и положил на место.

– Я рад, что тебе здесь нравится, – прошептал я.

– Очень нравится! – подтвердила Камилла, держа в руках свой любимый рисунок, фиолетовую морскую звезду.

Обед начался вполне благопристойно. Теща с тестем интересовались здоровьем моих родителей и нахваливали особенно красивые окрестные пляжи. Разговор строился вокруг этого и просьб передать хлеб, вино, воду.

Когда же беседа свернула в сторону моих внезапных неотложных дел в Париже, все стало не так радужно.

– Что-то я не понимаю. – Ален вытер губы полотняной салфеткой. – Тебе пришлось лично везти им картину, и они все еще тебе не заплатили?

– Оплата предполагалась банковским переводом, папа, – сказала Анна, раскладывая курятину.

– Ну и что, подумаешь, банковский перевод, что тут сложного? Зачем из этого делать…

– Пап, тебе грудку или ножку?

Он выбрал ножку. Анна воспользовалась моментом, чтобы сменить тему, и начала рассказывать о своей работе, выдав список обвинений, которые ее беременные алкоголички официально предъявили виноторговым компаниям: угроза жизни и умышленное введение в заблуждение. Некоторое время мы обсуждали прекрасную застольную тему – вызванные алкоголем отклонения у новорожденных, но тут Инес спросила меня о моих дальнейших творческих планах, упомянув об успехе моей выставки.

– Я сам не ожидал, – признался я, на нервной почве неумеренно поглощая багет. – Всегда считал нарративную живопись несколько прозаичной, но, как выяснилось, этот жанр хорошо продается.

– Не вижу ничего дурного в том, чтобы делать то, что продается, для публики и менее однозначные вещи для себя, – заметил Ален.

– Ну да. – Я прочистил горло. – Просто… – И тут я ляпнул что-то про Ирак.

Анна опустила дочкину вилку и быстро схватила миску с картошкой.

– Ричард, тебе положить? Мам, получилось очень вкусно, чудесный соус.

– Это из-за каперсов, в них все дело. И еще немножко лимонного сока.

– И что с Ираком? – спросил Ален, вонзая нож в куриную ножку.

– Пап, давай не сейчас? – взмолилась Анна.

– Так что с Ираком?

Я положил себе на тарелку картошки в компанию к жареной мелкой рыбе.