Талисман - Питер Страуб

Джек посмотрел в его карие глаза и увидел в них желтые икрасные огоньки; он видел, что Смоки обнажил в улыбке вставные зубы; он дажезаметил с непередаваемым ощущением «дежа вю», что по бумажному колпаку ползетжирная муха.

Смоки знал, что Джек не верит ни одному его слову. Послеотработанной субботы он проснется в воскресенье не раньше обеда, а Смоки кэтому времени будет слишком занят, чтобы отвезти его. Джек не боялся уйти; онбоялся, что Смоки позвонит своему дружку Могильщику и скажет:

— Он идет сейчас по Мельничной дороге, старина, так почемубы тебе не поймать его? Забегай потом ко мне! Сколько угодно дармового пива, ноне смей входить в мой клозет, пока я не получу мальчишку обратно.

Это был один сценарий. Возможно, есть и другие, но сутьоставалась неизменной.

Смоки улыбнулся еще шире.

«Когда мне было шесть лет…»

«Пробка» гудела подобно гигантскому улью. Джек увидел, чтодва стола исчезли. На освободившемся месте танцевали парочки.

— Нечего прохлаждаться, — сказал Смоки, когда Джек насекунду прислонился к стойке бара, чтобы перевести дыхание. — Убери здесь и проваливайза следующей бочкой.

— Лори не говорила…

Боль пронзила ногу: Смоки тяжелым башмаком наступил на нее.Слезы брызнули из глаз мальчика.

— Заткнись, — прорычал Смоки. — Лори глупа, как пробка, да иты не умнее. Живо тащи сюда бочку!

Мальчик вернулся в кладовую, прихрамывая на отдавленную ногуи удивляясь, что пальцы на ней не сломаны. Это вполне могло произойти. Головагудела от дыма и шума. Он не мог больше терпеть все это. Если Оутли — еготюрьма, а «Оутлийская пробка» — его камера, то Смоки Апдайк — его тюремщик.

Он думал о Территориях — каковы они в этом месте — и напитокСмотрителя казался единственной возможностью спастись.

Отпить немного и…

А если он сумеет пройти на запад одну-две мили, то сможетотхлебнуть еще чуть-чуть и приземлиться в США за пределами этого ужасногогородка — где-нибудь в Бушвилле или Пемброке.

«Когда мне было шесть лет, когда Джеку было шесть лет,когда…»

Он вкатил новую бочку с пивом… Перед ним стоял высокийковбой с большими руками, похожий на Рэндольфа Скотта, и смотрел на него.

— Привет, Джек, — сказал ковбой, и Джек с ужасом увидел, чтоглаза мужчины желтые, как цыплячий пух. — Разве тебе не говорили, чтобы ты ушел?Ты плохо слушаешь, а?

Джек оцепенело смотрел в эти желтые глаза, и внезапно вголову ему пришла безумная мысль: это и был тот, кто затаился в туннеле —человек-вещь с мертвыми желтыми глазами.

— Оставь меня в покое, — тихо прошептал мальчик.

Незнакомец усмехнулся:

— Ты собирался уходить!

Джек хотел вернуться… но сзади была стена. А впереди стоялковбой, похожий на Рэндольфа Скотта, и дыхание его источало запах мертвечины.

Время остановилось, а потом медленно пошло назад.

…Между полуднем четверга — временем, когда Джек приступил кработе, и четырьмя часами, когда в кабачок после работы стали заходитьпосетители, телефон с табличкой «ПРОСЬБА СОКРАТИТЬ ВАШИ ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ ДОТРЕХ МИНУТ» звонил дважды.

Когда он позвонил в первый раз, Джек совсем не испугался.

Двумя часами позже, когда мальчик выносил последние пустыебутылки, телефон зазвонил снова.

На этот раз Джек почувствовал себя, как животное,оказавшееся в сухом лесу во время пожара… хотя он ощущал не жар, а холод.Телефон был всего в четырех футах от мальчика. Он подумал, что сейчас увидит,как лед выплескивается из трубки, покрывая все кругом.

Но это был всего лишь телефон, а мороз был внутри Джека.

Он замер в оцепенении.

— Джек, — крикнул Смоки. — Сними эту чертову трубку! За чтоя тебе, спрашивается, плачу?

Джек взглянул на Смоки безнадежно, как загнанный в уголзверь, но на лице у Апдайка расплылась удовлетворенная улыбка, которая обычнопоявлялась после пощечины, отвешенной Лори.

Мальчик стоял у телефона, все глубже погружаясь в холод; наруках выступила гусиная кожа, на кончике носа зависла капелька.

Он взял трубку — руки сразу оледенели. Поднес трубку к уху.Ухо мгновенно замерзло.

— «Оутлийская пробка», — бросил он в мертвую пустоту, и ротего также заледенел.

Голос из трубки был скрипучим, безликим, неживым.

— Джек! — окрикнул его голос, и мальчик застыл, как послеукола новокаина. — Джек, осел, убирайся домой!

Издалека он услышал себя:

— «Оутлийская пробка» слушает. Есть здесь кто-нибудь?Алло?.. Алло?..

Холодно, Господи, как холодно!..

Горло онемело. Легкие, казалось, были отморожены. Сердцезамерло; мальчик был почти мертв.

Безжизненный голос продолжал:

«С одинокими мальчиками по дороге могут случиться большиенеприятности. Спроси любого».

Он быстрым, резким движением повесил трубку, отдернул руку идолго стоял, глядя на телефон.

— Кто это был, Джек? — спросила Лори, и ее голос звучал какбы издалека… но все же ближе, чем его собственный несколько секунд назад. Всестановилось на свои места. На телефонной трубке Джек заметил отпечаток своейруки, который постепенно бледнел и исчезал с черной пластмассы.

В четверг вечером Джек впервые увидел человека, похожего наРэндольфа Скотта. Толпа в кабачке в этот день была несколько меньше, чемнакануне, но за столиками и стойками сидело еще много посетителей.

Это были жители города, чьи плуги давно ржавели в пыльныхсараях; люди, которые и хотели бы быть фермерами, да забыли, что для этогонужно делать. По мнению Джека, лишь немногих из них можно было представить себеза штурвалом трактора. Это были люди в темно-серых, коричневых илитемно-зеленых куртках. На ремнях у них висели ключи. Лица избороздили морщины,но это были морщины угрюмости. Все они носили ковбойские шляпы, многиенапоминали Чарли Дэниэлса с этикетки жевательного табака. Но оутлийцы не жевалитабак; они курили сигареты.

Джек как раз убирал в зале, когда вошел Могильщик Атвелл.Янки насторожились; мужчины за стойкой пристально смотрели на него. НаканунеАтвелл заглядывал сюда в местном варианте спортивной одежды (рубашка цвета хакис большими накладными карманами, джинсы и ботинки с металлической пластинкойвпереди). Сегодня на Могильщике была голубая полицейская форма. За плечомвисело большое ружье с деревянным прикладом. Он бегло взглянул на Джека,который тут же вспомнил слова Смоки: «Я слыхал, что старина Могильщик любитдетей ни дорогах. В особенности мальчиков», и испуганно отпрянул. Атвелл широкоулыбнулся.