Посрамитель шайтана - Андрей Белянин

– Ага, это в смысле потому, что будет знать, какая у меня «крыша»?! Подход серьёзный…

Стремление угодить вкусу читателя сродни попытке продать душу дьяволу…

Личный опыт

Оболенский много успел до того, как за ними пришли. Если бы он ещё и смотрел при этом по сторонам, да не просто смотрел, а ВИДЕЛ… Тогда, возможно, их приключение было бы несколько иным – как более безопасным, так и более пресным. А кому, к иблису, нужны пресные сказки?! Лев рассуждал так же, поэтому и действовал в гармонии с собственным сердцем больше, чем с собственным разумом. Что отнюдь не мешало ему полноценно наслаждаться жизнью…

Он заходил во все комнаты, ураганом пронёсся по всем этажам, сунул нос в каждую щель, отметился в каждом закоулке и, самое главное, не привлекая ничьего внимания! Ведь, по сути, для всех он был слепым и все вокруг тоже «слепыми» – следовательно, никто никому не мешал. То есть в паре случаев, когда «визит» Льва был очень уж не вовремя, ему вежливо помогали нащупать дверь, но дело своё он делал…

– Ходжуля, а ведь и впрямь хреново они здесь живут, – честно доложил лучший вор Багдада, вернувшись в келью. – Шесть таньга, ржавый ключ с нацарапанным словом, одна серебряная цепочка и карманный Коран ручной работы с цветными картинками. Кстати, единственная ценная вещь, и та затрёпана до невозможности, у тебя нет знакомых библиофилов в антикварных лавках?

– Не-а, – задумчиво протянул Насреддин, даже не подняв на друга взгляд. Он явно был чем-то очень озабочен…

– Есть нерешаемые проблемы?

– Вот, полюбуйся.

– Ну-ну, давай, запугивай. – Лев сложил украденное в уголок, а ненужный ключ вообще выбросил в окно, ловко попав в мусорную кучу. Потом недоумённо покосился на небольшой узкогорлый глиняный сосуд, появившийся из-за спины бывшего визиря. – Народная узбекская керамика. Там что, страшный яд, могучий джинн или зелёный шарик ослика Иа-Иа… В чём прикол-то?!

– Там вино.

– Тогда за твоё здоровье!

– Понимаешь, о нетерпеливый в страсти к хорошему алкоголю. – Ходжа закрыл кувшинчик грудью. – Всё как-то чересчур просто и со всех сторон неправильно… Много ли ты видал пьяных чтецов Корана? А пьяных слепых? Шариат вообще запрещает пьянство, так с чего же эту божественную росу румийских виноградников, наполненную солнцем и сахаром, принесли именно нам?!

– Не знал, не знаю и знать не хочу! – пылко объявил многоопытный россиянин, в то время как кувшин непостижимым образом оказался у него в руках. – Но пока я приму двести грамм на пропой души, ответь и мне на пару-тройку вопросов. Есть ли смысл спаивать нас с какой-то определённо нехорошей целью? Кому мы, блин узбекский, нужны тут, в задницу пьяные? И последнее, разве ж можно пол-литрой слабенького винца свалить с ног двух таких здоровых и красивых мужиков, как мы?! Повторюсь, твоё здоровье…

Бывший визирь тоскливо взвыл, но поздно – мало не полкувшина золотистой струёй исчезло в широкой глотке Оболенского.

– А тебе не дам! Причём не из жадности или вредности, а исключительно в целях общественной безопасности – случись что, должен же хоть кто-то из нас стоять на ногах для организации достойного сопротивления?! Вот это и будешь ты! А винцо, кстати, классное… но с привкусом… странным…

Последнее слово мой рослый друг произнёс уже в падении. Он рухнул всем телом, не сгибая коленей, как корабельная сосна под неумолимым топором дровосека. Глиняный кувшин с остатками коварного вина разлетелся вдребезги…

– Лёвушка-а… – в полный голос возопил Насреддин, всплёскивая руками над тушей товарища. – Ах ты гад! Ненасытная утроба пьяного шакала, налакавшегося в священный пост Рамазан и уснувшего позорным хвостом прямо по направлению к дому трезвого муллы… Вот тебе, вот тебе, вот!!!

Чтобы отодрать домулло, яростно пинающего под рёбра безмятежно дрыхнущего Льва, понадобились усилия аж шестерых обитателей приюта слепцов. Судя по всему, за дверью их находилось порядочное количество, и прибежали они так быстро, словно их звали. Но выросший на базарах Багдада и Бухары, воспитанный в уличных драках зрелый мужчина легко бы справился с шестерыми старичками, если бы один, особо шустрый, предусмотрительно не огрел его чем-то тяжёлым по затылку…

Потом их связывали, куда-то волокли по узким тёмным переходам. Могучего россиянина приходилось протискивать боком, тихо ругаясь и восхищённо цокая языками, причём только потому, что «хвала Аллаху, крови будет много»… Я, как всегда, никого не запугиваю, а лишь честно пытаюсь передать ту противоречивую атмосферу юмора и жути, в которую меня успешно вверг мой друг. Ему-то как раз всё было весело…

Домулло пришёл в себя первым. Любой из нас, хоть раз в жизни получавший по кумполу, знает, что от травмы башки в сознание приходишь куда быстрее, чем от выпивки неизвестно чего с градусом и хаджем. Хадж – это сильнодействующий наркотик, вызывающий при смешении с алкоголем почти мгновенный глубокий сон. Уж кто-кто, а сам Насреддин пользовался им без зазрения совести направо-налево, как же он не почуял в кувшинчике характерного запаха? Хотя бы и слабенького, но мог ведь!

Вот так примерно и размышлял герой народных анекдотов, возлежа на холодном полу в окружении странных белых линий и закорючек. Оболенский мирно посапывал неподалёку…

– Ради Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, – сипло откашлялся Ходжа и, помня о своей роли, продолжил: – Кто подскажет несчастному слепому, где он находится?

В ответ раздалось лишь сдержанное старческое хихиканье… Пустым взглядом «невидящих» глаз домулло бегло отметил все детали, но это отнюдь не добавило ему спокойствия. Довольно большая комната без мебели и окон. На стенах ни одной выдержки из Корана, что в жилище мусульманина – нонсенс! Вдоль стен выстроились все четырнадцать обитателей приюта, в возрасте от шестидесяти и до «столько не живут», удовлетворённо перемигиваясь и потирая ручки.

– О мои братья по вере, – осторожно начал второй раунд хитроумный пленник, с трудом шевеля связанными запястьями. – О те, чьё праведное дыхание я слышу, как слышу скрип соли в ваших коленях и неровный стук дряхлых сердец об немеющие рёбра… Скажите мне, невинному путнику, за какой грех вы связали меня и где мой возлюбленный брат? Всевышний да накажет вас за молчание…

– Заткни свою пасть, о скудоумный нечестивец, – шагнул вперёд тот самый толстый старик, что допрашивал их у входа. – Как смеешь ты пугать нас именем Аллаха, если сам Аллах наказал тебя лишением зрения?! Он обделил каждого из нас! Нас – умнейших и достойнейших аксакалов, вынужденных притворяться ради жалкого куска хлеба и подаяния в три таньга в полгода, если повезёт… И ныне же мы законно возьмём у Аллаха ту часть богатства и славы, что причитается нам по праву заслуг наших…

– Вай мэ, почтеннейший, – не сразу нашёлся Ходжа. – Вы всерьёз намерены что-то ТРЕБОВАТЬ от самого Всевышнего?!

– Он сидит слишком высоко, чтобы мольбы страждущих справедливости были услышаны. Мы взыскуем к другому, к тому, кто откликается не по слову, а лишь по единственному помыслу и в чьей власти дать нам всё!